— Не смотри на меня! Не смотри на меня такого! — закричала улитка голосом Анубиса.
Первая мысль посетила меня, будто улитка каким-то непостижимым образом съела Анубиса, но не успела переварить, и его ещё можно достать из её недр. Но истина, пожалуй что, шокировала.
— Анубис? — неуверенно спросил я.
Улитка зашевелила жгутиками-щупальцами, устремив взор на меня.
— Не смотри… — взмолилась она.
— Что толку, если я уже увидел? — сказал я. — Ты можешь вернуть обратно облик вервольфа?
— Могу. Только когда выйду из депрессии, — прорыдал он.
— Что за ерунду ты несёшь? Что произошло вообще? Несколько часов назад мы виделись, и у тебя всё было отлично! — импульсивно сказал я.
— Не было ничего отлично! — закричала улитка, приподняв половину туловища, и активно зашевелила передними усиками-щупальцами.
— Всё пропало! — снова закричал он. — Ты ничего не понимаешь! Надежды нет! Я должен был помочь тебе в этом деле. Быстро поймать твоего червя и вуаля — ты и твоя девица воссоединились бы.
— Тебе с этого какой прок? — удивился я.
— А то ты не видишь, что Профит, как привязанный карманный самурай, ходит по твоим пятам и восторженно смотрит тебе в рот!
— Профит здесь при чём? — логика улиткообразного Анубиса к пониманию мне не давалась.
— При том, что я его люблю, а он, как платонический олух, ходит за тобой! — надрывалась улитка.
— Оп-па… прелесть какая, — вырвалось у меня.
Я застыл посреди комнаты, обдумывая ситуацию. Улитка-Анубис продолжал всхлипывать, пытаясь спрятаться под покрывало.
— Что ни день — сплошные неожиданности, — сказал я вслух. — Мало того вервольф-ликантроп допился до состояния виноградного слизня, и в довершении картины он - гей, влюблённый в абсолютно безглазого эмо-парня, который в свою очередь платонически любит меня, а я не могу лишить свою девушку девственности по причине червя-извращенца. — Я запустил пятерню в волосы, массажируя уставшую голову, о здоровье которой я уже начинал беспокоиться.
— Пока у него будет хоть какая-то надежда, он никогда не посмотрит в мою сторону! — зарыдала улитка. — Он воспринимает меня как друга, но это просто невозможно. А что если твоя девица вообще не придёт в сознание? Или мы никогда не поймаем этого змея?! Всё зря! Всё зря!!! — зарыдал он, повторяя вновь и вновь, что всё зря.
Я не мог больше слушать эту истерику. Алкоголь действительно превратил его в депрессирующего слизняка-меланхолика. От его вида и непрекращающегося потока параноидальных фраз внутри меня вспыхивала ярость. Я не стал гасить её, наоборот позволил вылиться наружу. Я приблизился и стал лупить улитку по «щекам». Я отвешивал ему одну оплеуху за другой. Он надрывно плакал. Голова его болталась от моих ударов из стороны в сторону.
— Приди в себя! — орал я, не останавливаясь.
Когда голова улитки с запутавшимися между собой жгутиками упала на спинку дивана, я остановился, глубоко и быстро дыша.
Анубис больше не всхлипывал, он оторвал от дивана улиточную «голову» и произнёс.
— У меня нет надежды.
Пожалуй, я прекрасно его понимал, но время он выбрал не самое лучшее.
— Я не помог тебе, — продолжал он. — У меня ничего не получилось, а потому что не от души, а в личных корыстных целях. И теперь… У меня душа болит… — закончил он.
— Ты только не вздумай сказать это медикам. Они тебя вмиг в дурку упрячут. Считается, что у нас души ни у кого не осталось. Её у нас тщательно с детства выкорчёвывают. Кому с аденоидами вырезают, кому с гландами прижигают, кому с аппендиксом…
Улитка-Анубис закивал.
— Твоя паранойя непрофессиональна, — улыбнулся я.
В этот момент в комнату вбежал Профит. Остановился, затормозив подошвами по линолеуму.
— Собирайтесь оба. Мать требует вас, — выпалил он.
Улитку-Анубиса он словно не увидел, либо видывал и не такие метаморфозы своего шерстяного друга.
— Дайте мне пять минут. Пять! — умоляюще сказала улитка, сползая с дивана.
Профит недовольно вздохнул, мотнув головой, запустил тонкое запястье в карман джинсов и бросил на диван маленький пузырёк.
— Пять минут, — вымолвил он и направился в коридор.
Я окинул Анубиса, который всё ещё был виноградным слизнем, сочувствующим взглядом и направился следом за Профитом.
— Что за пузырёк? — спросил я, когда мы спустились и сели в машину.