Айша передернула плечами, поправила жилет, мех на нём и поближе подсела к огню.
Сабля, лук и колчан стрел покоились рядом, и она в любой миг одним движением могла достать до них. Привычка не выпускать из рук оружия была привита всем в её роде ещё в детстве, и они проносили её через всю жизнь, передавая её уже собственным детям.
Со стороны такого далёкого леса, видневшегося мрачной стеной на горизонте, донёсся протяжный, печальный вой.
Разбуженная им, рядом чиркнула какая-то птичка, и все вновь стихло.
Только редкие сверчки разрывали ночную тишину степи своими трелями, да ветер подвывал, впрочем, несильный.
С каждым днём становилось всё холоднее — солнце всё позже поднималось из-за горизонта и всё раньше заходило. А потому природа замирала. Становилось всё тише и тише — назойливые насекомые уже не лезли в лицо и за шиворот, погибшие или уснувшие до наступления тепла.
Близилась зима.
Ночами в степи становилось совсем холодно — порою облачка белёсого пара вырывались изо рта и растворялись в морозном воздухе. Роса на жухлой, пожелтевшей, сухой траве всё чаще заменялась инеем.
Скоро они остановятся на зимовку и несколько месяцев ей предстояло патрулировать совершенно определённые территории.
Покой, умиротворение, окружавшие Айшу, ничем не нарушались. Ни усталостью, ни приближением холодов. Ни тем, что днём ей пришлось убить какого-то наглого чужака, посмевшего сунуться слишком близко к Чёрным Горам.
Глупцу просто не повезло.
А её совесть была чиста — там, за гранью жизни всем воздастся по заслугам, и она была уверена в правильности содеянного.
Иначе быть просто и не могло.
***
Беззубик не раз говорил, что прикосновение очень помогало в создании связи, и что при знакомстве с ним Иккинг провел себя очень правильно, хоть и не подозревая об этом.
Впрочем, слова друга юноша запомнил и старался вести себя так же.
— Странный человек, — удивилась дракониха.
Она, кажется, даже ничего не поняла.
Однако Иккинг знал, что драконы не привыкли к тому, что люди с ними разговаривали, ведь обычный максимум, что им скажет любой викинг — это проклятье или угроза скорой расправы.
Слова со стоны человека, да ещё и мирные, дружелюбные, наверняка сбили её с толку.
— Ну, не ты первая, кто мне это говорит… — задумчиво ответил юноша. — Поэтому ты меня ничем не удивила.
В деревне его кто только как не называл. Были слова и намного хуже, чем «странный», тем более что всё зависело от того, какой смысл люди в него вкладывали. Да и то, что имела в виду Змеевица, не было чем-то плохим. Было только любопытство.
— Ты меня понимаешь?
— Конечно, разве не ясно?
Её можно понять, ведь люди обычно неспособны понимать что-то за пределами их привычной жизни. Они вообще со скепсисом относились ко всему новому, всем своим консерватизмом хватались за замшелые догмы, выдохшиеся истины и безумные, дикие традиции.
Но только стоит им навлечь на свою голову гнев природы, или других людей, или созданий более высокого порядка, как только Смерть выкосит большую часть народа, они вдруг вспомнят о том, что были идеи, как этого избежать.
И презираемые всеми, сожженные на кострах еретики вдруг окажутся вовсе не «неверными», а очень даже святыми.
И пройдет ещё пара поколений прежде, чем свои ошибки признают.
И назовут своих предков глупцами.
И продолжат сжигать еретиков.
И продолжат считать безумцами предлагающих что-то новое…
Так было на далеком Юге, так было на Большой Земле, так было и здесь.
— Действительно… — вдруг согласилась Змеевица. — Почему ты один, детёныш? Где твоя стая?
Этот вопрос поставил Иккинга в тупик.
Не то чтобы он не знал, как ответить. Вот только…