Венту заботился об этом как следует.
Слухи о девочке курсировали совершенно разнообразные — от практически правдивых, даже приуменьшающих её таланты, до совершенно диких и даже абсурдных.
Впрочем Мирослава героически на это не обращала внимание, полностью уйдя в собственные исследования.
Девочка постоянно что-то обдумывала и высчитывала, что не мешало ей отвлекаться на общение с местным населением, которое, зачастую с удовольствием делилось подробностями своей тяжёлой жизни, изливая свои горести новому слушателю.
Всё было относительно неплохо, пока Мирослава не оказалась на землях так называемой Европы.
Об этих землях она слышала ещё будучи совсем ребёнком, и отзывы были зачастую совсем не лестными, увы.
Больше ей импонировали честные и так похожие на её родной народ варяги, один из которых был призван ими на княжение. История то мутная, да и не ей, простой дочери гончара, интересоваться подробностями жизни светлейшего Князя.
Впечатление от «великих земель» остались у неё весьма специфические — народ был безграмотный и легковерный, во всём послушный священникам их церкви Одного Бога, улицы городов напоминали отстойные ямы — и содержание, и запах соответствовали.
Откровенная вонь и помои под ногами вызывали неприкрытое отвращение у Мирославы, привыкшей к чистоте и порядку, ведь они были залогом здоровья и долголетия.
И эти люди удивлялись тому, что постоянные болезни косили их, как жнец в конце лета рожь?
Они же уподобились свиньям!
Жили в собственной грязи, а дворяне и купцы недалеко от них ушли — только они были жирными и ухоженными свиньями, явно на убой.
Проходя по узенькой, кривой улочке одного из местных городов, лишь благодаря своему дару успевая уклоняться от неприятного сюрприза в виде помоев на голову, Мирослава с благоговением вспоминала Сангород — чистый, просторный и ухоженный.
Поросший яблонями и березами.
Девочка лишь беспомощно морщилась от отвращения, переполнявшего её, не находя его в людях — они привыкли так жить, не зная, что, оказывается, можно было жить и по-иному.
Эти люди не знали ни бань, ни даже простейших лекарственных отваров, ведь любое знахарство они называли богопротивным и греховным делом, потаканием дьяволу.
Подобное положение вещей вызывало у Мирославы лишь недоумение.
В деревнях дела обстояли лишь чуточку получше — здесь было чище, но люд обитал здесь совсем тёмный и суеверный, боящийся церкви и её преследований.
А священник в таком селении был почти всевластен.
Странная вера странных людей тоже интересовала Мирославу и за неимением иного, она записывала слова людей про их Бога и его законы, впрочем, это не убеждало девочку, как и все слова до этого, в их истинности — Видевшая иные миры, она понимала всю нелепость наивности этих людей.
Но рассказать им правду она не могла.
Ей просто не поверили бы…
***
Солнце стояло высоко в зените, припекало черную макушку. Руни хмуро оглядывал горизонт — полсотни силуэтов чужих боевых кораблей кому хочешь настроение испортят.
Впрочем, странные, очень страшные драконы с четырьмя крыльями, пугающие даже не собственными мордами — драконов Руни давно уже не боялся — а фигурками всадников на своих спинах, тоже были аргументом явно в пользу противника.
Мама мальчика стояла за его спиной, держа в руках лук, готовая защищать свой дом. Она положилась на невероятно острое зрение своего сына — тщательно скрываемую его особенность, одну из многих.
Чужаки появились на рассвете и послали своего человека.
Они поставили условие — либо полная и безоговорочная капитуляция их острова и жизни жителей будут сохранены, либо остров будет обращен в пепел.
Конечно, вождь не мог не понимать, что сохранять им жизни никто не будет в любом случае. А гордость не позволяла ему сдать остров.
Оставалось принять бой.
Прогудел сигнальный рог и драконьи всадники обрушились огненным дождем на деревню.
Никто не успел ни увести детей и стариков в безопасное место, ни даже попытаться сделать это.
И это приводило мальчика в состояние холодной ярости.
Простой ребенок, конечно, испугался бы и криков боли, и вздымавшегося к небесам стенам пламени, и запаха гари и крови, и кровавой грязи под ногами.
Но Руни был предельно спокоен.
Это его первый настоящий бой, да и кто пустил бы сражаться мальчишку?
Все словно замедлилось, исчезли звуки и запахи, остались только он и противники.
Враги.
За спиной раздался сдавленный вздох и глухой стук.
Эмоции исчезли, осталась ледяная сосредоточенность.
Тугой лук в руках приносил успокоение, наполненный стрелами колчан вселял уверенность.
Там, за его спиной лежало тело его матери, убитой точным попаданием из арбалета.