Против того, за кем стояли сотни Ночных Фурий, они были бессильны — даже одной было достаточно, чтобы разнести к Бездне всю их деревню, а уж раз их много…
Придётся договариваться.
Как бы не было это противно душе воина.
Вдруг в дверь снова кто-то постучал. Однако, судя по всему, это была лишь формальность, так как спустя всего парк мгновений в дом практически ворвался Плевака, явно что-то собиравшийся сказать, но перебитый Стоиком.
— Организуй общий совет! — рявкнул, не давая опомниться, Вождь.
Кузнец на это лишь кивнул и, развернувшись, исчез в дверном проёме, через который упали на пол первые лучи восходящего солнца, которое уже выплыло на неожиданно и незаметно посветлевший небосвод.
Внезапно Стоик осознал, что в его доме было очень тихо, и только крики первых петухов разносились над поселением.
Деревня просыпалась.
***
Через час все уже собрались в Большом Зале. Плевака постарался, ведь обычно сборы составляют не меньше двух часов, а то и больше. К этому все, взволнованные и заинтригованные вчерашними событиями, без устали галдели, строя свои теории одна бредовее другой.
Однако, когда Стоик властно призвал к тишине, все замолчали.
Всё же, речь шла о безопасности племени…
И тогда в центр зала, на обозрение толпы вышел Аскель. Он тихим, но уверенным и равнодушным голосом в очередной раз пересказал все свои выводы относительно личности убийцы Изгоев и насчёт причины их гибели.
С минуту в помещении стояла гробовая тишина.
Гнетущая.
Напряжённая.
А потом вдруг люди синхронно, одновременно, как сговорившись, с новой силой подняли галдёж, крича и перебивая друг друга, и голоса их смешивались в один монотонный, не несущий никакой смысловой нагрузки гул — словно то пчелиный рой, а не люди.
Аскель усмехнулся своей последней мысли, но предпочёл не развивать её — это ему-то, с нормальным слухом противно, почти невыносимо, а представлять каково было Слышащих не хотелось — сразу становилось их жаль.
А жалели только жалких.
Его народ не был жалким!
Неорганизованные, недисциплинированным, но не жалким…
— Подумаешь, какой-то выскочка! — воскликнула Сморкала, явно храбрясь.
Что она здесь делала?
Люди одобряюще загудели, послышались голоса, что поддерживали нахальную девчонку, заявляя, что и у них были свои дары, что никакой Сын Луны им не был страшен…
Они вообще его слушали?
Нет?
Нельзя, нив коем случае нельзя было вступать в конфликт с Чёрным Островом — это одинаково хорошо понимали и Аскель, и Стоик, кажется, единственные, кто трезво оценивал в этот момент всю ситуацию.
А вот Мира…
Если бы Мира была здесь, она была бы третьей, кто молчал, и единственной, кто не поддерживал всех.
Она думала своей головой.
Но о чём?
И куда довели её эти мысли.?
И не за это ли её так сильно не любили?
Впрочем, это всё были мысли не по теме, и сейчас им явно было не место в его голове, однако… невыясненная судьба девушки беспокоила Аскеля, и придавала злости, которая и заставляла его держать себя в руках.
— Тишина! — вновь рявкнул доселе молчавший и наблюдавший за своими людьми Стоик. — Сын Луны — реальная угроза.
Стоило только вождю подать голос, как толпа вновь замерла, оборвав свои разговоры на половине слова — их реакция явно подпортила настроение Стоику, а попадать под горячую руку не хотел никто.
И тут вождь, вздохнув, начал свой рассказ.
***
Это произошло два года лет назад на очередном совете вождей, собираемом каждые пять лет ради различных целей, но в тот раз он был посвящён драконьей угрозе.
Совет начался, за дверьми зала бушевала гроза, ветер выл, словно голодный волк…
Нельзя было вспомнить с точностью, о чём они говорили до того, как к ним неожиданно присоединился последний участник Совета.
Вдруг двери зала совета, тяжёлые, дубовые, распахнулись, словно они были бумажными, и в помещение ворвался холодный ветер, заставляя всех вздрогнуть, а пламя факелов — затрепетать.
В этот момент чёрное небо осветила яркая вспышка молнии, устрашающе раздался треск грома спустя пару секунд.