— Объясни мне, Мира, одну вещь — что происходит? — сказал он спокойно, но в лазах его всё равно плескалось что-то странное.
А в её глазах — бездна.
В её глазах гасли и зажигались тысячи солнц.
В её глазах — весь ужас мира и всё его отчаянье, припрошенное пеплом.
Он тонул, он захлёбывался в чёрной воде, которою не мог подчинись своему дару, и паника накрывала его, липкими щупальцами опутывала его, выпивая всю решимость из сердца, всю его душу.
Всю его душу она читала, как книгу, все его страхи и мысли.
Теперь он понимал этих драконов — против такого никакое существо, разумное или неразумное, не сможет выстоять, не сможет перенести со стойкостью странную пытку, не сможет…
Не сможет оторвать взгляд.
Не сможет даже пошевелиться.
Вдруг сзади послышались хлопки, разбивая повисшую тишину.
— Браво, миледи, — раздался почему-то смутно знакомый Аскелю голос. — Я такого не сумел добиться до сих пор. А теперь — отпусти его.
— Да, Учитель.
Слова упали каменными глыбами.
Всё как положено — с шелестом песка и стоном, оглушительным в своей тиши грохотом раскалывавшихся скал.
Безумие.
А вдруг оцепенение Аскеля прошло, как не бывало его, и, обернувшись, парень обнаружил стоявшего у него прямо за спиной парня — его ровесника, с чёрными волосами, бледной кожей, более худого, чем Хофферсон, но более высокого, но его глаза…
Глаза.
Аскель тут же отвёл взгляд, не желая повторения всего этого, но с отчаянием понимая — он знает этот голос, и эти глаза, пусть и по рассказам, ему были знакомы.
Сын Фурии.
Лувеˈнˈавир.
Учитель… Миры?
Так вот, что их связывало!
Это многое объясняло, и в частности то, почему девушка постоянно в последние месяцы уходила в лес — она просто училась у того, кто мог дать ей необходимые Мире знания!
— Убирайся и молчи о том, что видел, — сказал парень очень спокойно, но в голосе его мелькало змеиное какое-то шипение.
Угроза.
Неявная, скрытая, но ощутимая.
Аскель сглотнул, но страха постарался не показывать — не хотелось казаться в глазах этого хищника лёгкой добычей, и потому, храбрясь, он вскинул подбородок, смотря уже в глаза тому, кого боялся даже назвать по имени.
Действительно — драконьи глаза.
Но ничего не было в них страшного.
Не было в них того ужаса, который он ожидал увидеть, который так потряс его во взгляде Миры и который теперь, кажется, будет сниться ему в кошмарах, преследовать его до конца жизни.
Он сам придумал себе свои страхи.
— Действительно, Иккинг, пусть он уже уходит, — послышался голос Миры, которой он на несколько мгновений уже успел забыть. — Он меня раздражает.
Что…
Догадка мелькнула в голове Хофферсона — страшная, жестокая и невероятная, как и всё, что было связано с этой проклятой девушкой, а потому — вполне возможная.
Медленно попятившись, Аскель всё сильнее ускорял свой шаг, направляясь в сторону деревни, чтобы…
Чтобы молчать.
Он никогда и никому не расскажет о том, что только что узнал.
***
Харальд был, казалось, впервые в жизни так счастлив.
Полностью.
Совершенно.
Абсолютно.
Он только что достиг своей первой из намеченных много лет назад целей, он только что воплотил в реальность свою мечту, и теперь никто не был ему указом — он достиг вершины.
Недалёкие Синие Шипы покорились ему даже слишком быстро…
Но теперь у него были корабли, драконы и всадники.
Теперь у него было все, чтобы воплотить вторую его главную мечту, и он понимал — всего несколько лет, и он всего достигнет.