— Ну, я уверен, что закон не позволяет… таким образом… без личного присутствия…
— Ну что вы за мямли, — Тамаш хлопнул ладонью по ручке кресла. — Ты прекрасно знаешь, что всё на свете можно решить деньгами. Так и быть, схожу с тобой, я умею договариваться. Анис, принеси-ка нам бумагу и ручку.
Анис мигом сдуло с места. Пока она спешила к выходу, Тамаш внимательно разглядывал нас с Натаном.
— Я так понимаю, — обратился он к последнему, — что новых документов ты себе так и не сделал?
Натан отрицательно покачал головой.
— Плохой, плохой и глупый мальчик. Очень глупый. Без многих лишних бумажек можно обойтись, если ты путешествуешь, как я. Ты же зачем-то остался на одном месте, и где? В этой трансильванской дыре. Что, скажи на милость, мы будем сейчас делать? На кого наша маленькая шутница перепишет твой дом?
— Ничего я не перепишу, — возмутилась я. — И не подумаю.
— Подумаешь, милая, — уведомил меня Тамаш, по-прежнему глядя на Натана.
Натан ткнул меня локтем в бок, призывая помолчать.
Вернулась Анис с бумагой и паркером из рабочего кабинета, положив их на журнальный столик. Разулыбалась, глядя на такое неравное положение сил. Скорее всего, в душе она мерзко хихикала и потирала лапки. Только попадись мне, мерзавка.
— Итак, кто из нас готов временно взять на себя труды по сохранению замка? — Тамаш по очереди обвел взглядом присутствующих. Первым оказался францисканец.
— Не смотрите на меня, — вздохнул Уильям. — Я — представитель нищенствующего ордена.
Ольгерд не посчитал нужным говорить, демонстративно разглядывая картины на стенах. Тамаш не переспрашивал.
— Теодор?
Натан наградил своего приятеля таким испепеляющим взором, что тот стушевался и пробормотал:
— Эээ, нет. Не нравится мне эта идея. Вы уж без меня как-нибудь.
— Анис? Вадома?
— Я могу, — напевно отозвалась последняя. — Без проблем.
Натана аж на месте подбросило:
— Да никогда, слышите? И не подумаю отдать свой замок этой горгоне! Она же поиграет и не вернет! И вообще никому никогда не отдам!
Я тоже была не очень за. Мягко говоря.
— Я всё не могу понять, чего ты тянешь, — Тамаш снова взглянул на Натана. — Она — твоя любовница? Ну так обращай её, и покончим с этим недоразумением. Не хочешь терпеть её рядом – пусть переписывает замок нам, а потом… потом мы решим, как ею лучше распорядиться. Что скажешь, Ольгерд? Ты со мной согласен?
Викинг какое-то время осматривал нас с Натаном с ног до головы.
— Нет, — голос был гулким и глубоким, как эхо в норвежских скалах. — Я против.
— Почему? — удивился Тамаш. — Ты не считаешь её мелькание в прессе опасным? А её болтливый язык и неприязнь к вампирам? А жонглирование нашим имуществом?
— Нет.
Больше Ольгерд не произнёс ни слова и замер статуей, скрестив руки на груди.
— Впрочем, я с тобой не согласен, — Тамаш, не дождавшись поддержки, не больно-то горевал. — И намерен сейчас же со всем разобраться. Юлия, садись, пиши.
— Вот ещё! — взбунтовалась я. — Мне уже не шестнадцать, я совершеннолетняя, право имею! И сама решу, когда и что подписывать! Даже если бы я собиралась кому-то что-то завещать, это было бы только моим решением, чертов вы маньяк! Что, почти справились с девушкой в двадцать раз моложе вас? Поздравляю!
Тамаш благосклонно выслушал мою речь, и, когда отгремели последние раскаты гневного недоумения, встал и, отодвинув Натана, ласково приобнял меня за плечи.