Мы кивнули.
Директор ушел.
Дин сел на кровать.
— Так, теперь объясни мне, что такое свечка?
Я там и села.
— Ты приехал работать вожатым и не знаешь, что такое свечка?!
Дин пожал плечами.
— Я вообще до конца смены здесь не задержусь. У меня тут другие дела. Разберусь с ними и сразу уеду.
Я охренела.
— А я?!
— Тебе другого вожатого дадут.
Я подскочила и, нависнув над ним, уперла руки в стену.
— Никуда ты не уедешь. Ты не сможешь бросить ни меня, ни детей. Ты сейчас думаешь, что это так, всего-то 21 день и все. За эту смену они тебе станут родными, и в конце смены, когда они будут уезжать, ТЫ будешь плакать. ТЫ несешь за них ответственность. Ты — их вожатый. Я так, лишь твоя правая рука. Они ТЕБЯ берут в пример, ТЕБЯ они будут слушаться. Маленькие сердечки быстро привязываются к нам, к тем, кто рядом с ними. И ты привяжешься к ним. Ты будешь болеть за них, ты будешь делать все, только бы они победили. Ты сейчас не веришь мне, я знаю. Но потом, потом поймешь.
Дин все это время лишь восхищенно смотрел мне в глаза.
Я оттолкнулась от стены и взяла телефон в руки. Надо было успокоиться. Я набрала папу. Села на кровать, спиной к Дину.
— Привет, пап. (…) Да, у меня все хорошо. Дети замечательные! Такие классные. (…) Да, заселилась. (…) Нет, не одна. (…) Нет пап, не с девушкой. Парень вожатый. (…) Да пап, прикинь, в одной комнате. (…) Да ниче вроде, познакомились, нормальный. (…) 20. (…) Ага. (…) Ну тебя, пап, с твоей любовью. Это, вы как? (…) Ой, ну и хорошо. Дай мне Лизку. (…) Братаан моой любиимыый, привееет. (…). Иди в сраку. (…). У папы спроси, он расскажет. Ты то как? (…). Да не реви ты, дурёха. (…). Вот же я, звоню. (…). Его то? Дин. (…). Но. (…). Поржал, да. (…). Неа, не сказала. Пусть лучше Кексиком зовет, чем по имени. (…). Аа, ну лана. Давай, пока. Батьку поцелуй за меня. Ага, давай.
Я засунула телефон в карман.
Дин неслышно подошел сзади и положил руки мне на плечи.
— Кексик, ты прости меня. Я не думал, что для тебя это так важно, правда. А насчет отъезда я еще подумаю. Простишь, а, Кексик?
Он медленно разминал мне плечи.
— Ладно, так и быть, Булочка, прощаю. Но больше чтоб такого не было, понял? А про все лагерные фишки я тебе на сончасе расскажу.
Дин улыбнулся.
— Хорошо. Пошли, надо детей на обед собирать.
Я поднялась с кровати, и мы пошли вниз.
Дети нам попались на удивление умные. Сами построились и уже ждали нас. Оказалось, каждый из них уже был в этом лагере и знал, что к чему. Мы вывели их из корпуса и пошли к столовой. Столовая находилась в центре лагеря, поэтому чапать нам до нее было, как до Китая. Мы с Дином шли впереди отряда.
— У тебя есть семья?
— Папа и сестра. А у тебя?
— У меня только брат.
— Это тот, с которым ты разговаривал?
Дин улыбнулся.
— Да, Сэмми. А твою сестру Лиза зовут?
— Ага. Лизок, Лизка, Лизулечка, Лизавета. Как хочешь.
Дин рассмеялся.
— Булочка, а давай начистоту. Ты зачем вообще приехал, если все равно уезжать собрался?
Дин замялся.
— Я же говорил, у меня тут кое-какие семейные дела. Я тебе потом как-нибудь все расскажу, ладно?
Я кивнула.
Мы подошли к столовой. Завели детей, рассадили их за их стол. Сами сели за стол для вожатых.
— Ооо, едааа.
На обед давали суп, пюре с котлетой и компот.
Мы молча ели. Я наблюдала за Дином. Мне было интересно, какой он человек. Мне ведь с ним почти месяц в одной комнате жить.
А он забавный. И симпатичный. А веснушки на носу какие классные! Я невольно залюбовалась лицом Дина. И не заметила, что на меня давно с интересом смотрят зеленые глаза.
— Кексик, а Кексик.
Я очнулась.
— А?
— Ты чего меня взглядом пожираешь?
Я смутилась и уставилась в свою тарелку с пюре.
— Веснушки у тебя красивые.
Дин улыбнулся.
— Ааа, хах, ну есть немножко. Спасибо.
Мы поели и пили компот. Я никогда не любила сухофрукты в компоте.
— Ты фрукты будешь?
— Неа.