Умышленно или по привычке, говорила она, на сильнейшем простонаречии, растягивая гласные звуки и смягчая некоторые согласные. С теми же холодными льдинками в глазах и натянутой улыбкой, Гинтаре подошла и стала его бесцеремонно ощупывать, похлопывать, одергивать помятый дуплет.
Тем временем в лабораторию вползли остатки отряда. Складывалось впечатление, что они побывали на бойне, причем в качестве объектов внимания опытных мясников. Кто-то приволакивал окровавленную ногу, одного несли двое поддерживая под руки. Еще один ввалился спиной вперед бешено вращая мечом с криком: «Я достал одного, достал!»
Последним выпрыгнул из зарева Легарт и, надо сказать, в весьма экстравагантном виде: обнаженный торс, развивающиеся длинные волосы, окровавленный по самый эфес меч. За ним потянулась огромная волосатая лапища с кинжального вида когтями. Но пальцы левой руки дознавателя уже сложились в замысловатые фигуры, несколько слов силы, прикосновение ладони к груди, чтобы разорвать связь. Зарево портала скукожилось в точку и вовсе исчезло, оставив на полу подергивающуюся конечность неведомого чудовища.
– От такого удару и остатки духу могли повылетать. Но вы на вроде целехонький! – леди Браггитас даже не обратила внимания на появление кузена. Но когда тот попытался ее оттащить от застывшего статуей канцлера, заподозрив назревающую бурю, цыкнула и на него. – А с тобой, дорогой Леграрт, я не отправлюсь больше в путешествие ни за какие коврижки! Лучше попрошу банника меня до умывальни сопроводить, и то будет безопасней!
И хлопнув по плечу Майло небольшой, но вполне весомой ладонью, направилась к выходу.
Главный королевский советник был ошеломлён. Сумрак зала, который пытались разогнать пара одиноких факелов на стенах, как будто только подчеркивал бушующее пламя гнева в глазах девушки.
– Лорд Баггитас, ваша родственница устала, – спокойно произнес мужчина, не сводя с удаляющейся Гинтаре взгляда. – В замке все готово к вашему прибытию, проводите девушку, пусть она отдохнет.
Сказал и вышел через боковую дверь. Ему самому не мешало бы отдохнуть. Сутки на ногах, удерживание точки выхода для портала – это слишком даже для него. Но надо было еще переговорить кое с кем, просмотреть грамоты и предписания для отправки на границу, и тогда у него останется время на размышления. Свои собственные, никому недоступные мысли. Он подумает над тем, что сегодня увидел, услышал и какой из этого следует вывод. Худая – это чувствовалось даже сквозь льняную хламиду, почти тощая, бледное, усталое лицо, от чего россыпь веснушек смотрится особенно ярко. И глаза – абсолютно искренние в своих чувствах обиды, страха и злости. В этих глазах, таких не похожих на глаза Инге, отражался он сам, настоящий. В янтарных глазах Гинтаре Браггитас – дочери его детской и такой великой любви – отражалась его собственная тень, то чем он стал после жизни полной горечи и потерь. Но он не будет об этом думать сейчас.
Свежий ночной воздух стал наградой после душной лаборатории. Вардас остановился и вдохнул полной грудью, чтобы хоть немного согнать усталость и наваливавшуюся дремоту.