— Хагрид, тебя оставить на пару минут?
— А? Нет, не надо, – он отмер и под моим изучающим взглядом, придвинул к себе табуретку и грузно сел на неё.
— Кто это?
— Это мой папка, – с грустью и налетом нежности он провел пальцем по стеклу рамки, смахивая легкий слой пыли.
На фотографии была изображена гостиная. Рядом с камином стоял приятный старичок, у него были густые бакенбарды, нос картошкой, как и у его сына, и ясный пронзительны взгляд добрых глаз. На нем был одет старинный сюртук, и он залихватски снимал шляпу, приобнимая за плечо высокого, выше на две, а то и три головы, подростка в черной мантии. Подросток был слегка похож на мужчину – тот же нос и брови, – но лицо было более суровое и грубое, тяжелый подбородок и высокий лоб, массивные надбровные дуги и грубые скулы. Но весь его суровый вид разбивался об улыбку, он улыбался, осторожно обнимая отца, боясь его повредить. Он был счастлив.
— Красивая фотография, вы выглядите такими счастливыми.
— Да, спасибо, Гарри, – он смахнул выступившие слезы и, прочистив горло начал рассказ: – Мне было тринадцать, когда сделали эту фотографию. Я тогда только собирался поступить на третий курс. Видишь, какой я большой: уже в шесть лет я мог поднять отца и переставить его куда-нибудь, – он слегка улыбался, а я похлопал его по запястью, выше не доставал, на что он улыбнулся и продолжил дальше: – Мать ушла, когда я еще мал был, папка меня один растил. Мерлин, как же он радовался, когда мне пришло письмо из школы… – заголосил Хагрид и снова начал вытирать выступившие слезы. – А потом он умер, меня выгнали из школы и сломали палочку… – он начал всхлипывать и сморкаться в скатерть-платок.
Я пытался приободрить его, на что он замахал руками, начав дышать и втягивать сопли, махая платком перед лицом у покрасневших глаз.
— Да, я тоже вырос без родителей, так же, как и ты, но тебе-то тяжелей – ты их не знал. А я тут разревелся словно Авгур. Ты прости меня…
— Да ничего, все нормально, ты классный друг.
При слове “друг” он слегка заалел, а потом резко вскочил, начав метаться по комнате в поисках чайника, при этом гремя посудой:
— Хороший ты парень, Гарри, хороший, все у тебя будет хорошо.
Найдя чайник, великан выбежал во двор. Набрав воды, он вытащил из заднего кармана брюк розовый зонтик, он был тонким и с ручкой полумесяцем.
— Ты это, мне как бы нельзя колдовать, не рассказывай никому, пожалуйста… – шепотом попросил великан, на что я лишь изобразил держание рта под замком, выбросив несуществующий ключ, и с прыжка уселся за высокий стол, доставая до столешницы лишь подбородком.
Хагрид направил острие зонтика в камин, и из него вылетели огненные шарики, что тут же подожгли сложенные там дрова. Камин затрещал пламенем, окуная полутемное помещение в багровый саван отсветов, тонкий запах дымка и древесины ворвался в мой нос, я же с улыбкой смотрел за носящимся по дому здоровяком и думал, что за таким страшным и пугающе огромным фасадом, спрятан ранимый и добрый человек…
========== Глава 12 ==========
В дальнейшей жизни все почему-то горели желанием сообщить, что я шибанутый на голову адреналиновый маньяк и магнит для неприятностей. Я этого не отрицаю, ведь большую часть жизни меня пытались убить и закопать понадежней. Нет, были и светлые моменты – их все же было много, да я еще и оптимист. Но на то время тяга к приключениям не так прочно укоренилась в моем сознании, я её осознал только по прошествии многих лет – большую же часть молодости я влипал в неприятности, веселился и пытался выжить.
Я думаю, что переломным моментом стала встреча с третьей по опасности тварью – все же первой будет человек, он всегда был опасней множества живых и неживых существ.
Сегодня был первый день последней недели августа – двадцать шестое число. Мы шли по лесу в поисках раненого гиппогрифа: Хагрид говорит, что не досчитался одного из их табуна – молодого самца, Гнедого. Что я делаю в Запретном лесу? Помогаю и составляю компанию леснику – книжки перечитывать по третьему кругу мне надоело, а мольбы отправиться в Косой Хагрид отбрил: