Может, притяжение основывалось на более чем равнодушном отношении женщины к тому, что ее, собственно, делало женщиной. Она была — хороший друг, верный клятвам меч, исполнительный подчиненный. Она была женщиной только в его объятиях, сама, кажется, не очень веря в то, что все это на самом деле происходит с ней и вокруг нее. И при этом Бриенна чрезвычайно презирала половые различия и искренне недоумевала, почему остальные не разделяют ее мнения. Если же кто-то был с ней не согласен — у нее всегда имелся в запасе удар клинком. Жаль только, это работало лишь в честном поединке, среди идеальных (несуществующих) рыцарей.
Но даже вера Бриенны в рыцарей заставляла Джейме желать стать таковым для нее.
Так или иначе, его к ней тянуло, и это было нечто большее, чем желание просто ее иметь. Он находил большое удовольствие, неожиданное для себя, просто находиться с ней рядом, молча, когда каждый был занят своим делом.
Было, конечно, кое-что, что удручало Джейме. Например, то, как она выдернула у него руку, когда он хотел ее поцеловать при всех. «Сир Джейме! Все смотрят», — и все тут. А ему отчего-то ничего так не хотелось, как поцеловать ее — и чтобы люди видели, что ему это позволено. И не только это.
Только слепые и глухие не знали о том, что их лорд-командующий женился на Бриенне Тартской, а ему все было мало.
Бронн, например, давно уже рассказывал, что страстность четы Ланнистеров стала поводом для новых шуток, поговорок и даже нескольких песенок. Первую из которых Джейме услышал, даже не добравшись до Королевской Гавани.
…
— Ты слышала? — ворвался он в шатер, где Бриенна безуспешно третий раз за утро пыталась влезть в свои доспехи, — слышала, что они… о, Семеро, женщина, что это?!
Последнее, что он надеялся увидеть на своей жене, был корсет. Один из немногих случаев, когда у него, без преувеличения, отвисла челюсть. Женщина упрекала его за то, что в походных маршах он таскал за собой зеркало в полный рост, но сама теперь крутилась перед ним, и Джейме был рад, что вошел в эту минуту.
Подойдя сзади, он скептически оглядел ее попытки утянуться. Они все еще не знали, каков срок ее беременности, но очевидно было с первого взгляда, что прятаться больше невозможно.
— Нацепить корсет, чтобы влезть в доспехи. Вот она, моя леди. Я определенно счастливчик.
— Помоги, — пыхтя, Бриенна попыталась достать до крючков сзади. Джейме оценил результат ее трудов.
— Если хочешь, я достану расширитель.
— Это сира Брука, — глазами указала женщина вниз на корсет, поднимая руки, — скоро я буду такой же толстой, как и он.
— Ты не толстая. Ты беременная.
— Одно и то же, — шнурок, за который потянул Джейме, выскользнул у него из пальцев, а второй лопнул.
— На тебе ни грамма лишнего жира, Бриенна. Большая часть тебя — это чувство вины и муки совести. Ну-ка опусти руки… — один крючок у нее на спине погнулся от этого движения.
— Уф.
— Еще одна попытка — и сир Брук может забыть про свой брюходержатель. Может быть, — он потянулся, чтобы выглянуть из-за ее плеча и заглянуть ей в лицо в отражении, — пора от доспехов просто отказаться? На время? Ненадолго?
Это был тяжелый момент. Напряженное лицо женщины не выдавало битвы в ее душе и разуме, но затем она со вздохом принялась расстегивать крючки на корсете.
Джейме знал, что быть слабой, зависимой и бесполезной его леди-жена боится почти так же, как однажды проснуться снова в одиночестве. Как-то раз Бриенна призналась ему, что уже не хотела бы, как когда-то раньше, внезапно оказаться красоткой вроде Маргери Тирелл или Сансы Старк. Они тогда еще поспорили о понимании красоты, после чего она обиделась и закрылась от него, задетая его словами.
Большая и сильная, Бриенна переживала из-за своей внешности точно так же, как любая другая девушка. Джейме знал, что доспехи являются для нее чем-то большим, чем просто знаком принадлежности к рыцарству. Без них она превращалась просто в женщину, не только для него — для всех; и беременность, которую уже невозможно было скрыть, лишний раз подчеркивала ее уязвимость и слабость. А на этом поле она сражаться боялась, потому что никогда не могла победить прежде. Он пообещал себе, что однажды, сколько бы ни пришлось заплатить, купит ей победу, если это будет необходимо.
— Так я хотел сказать тебе, — как ни в чем не бывало продолжил Джейме, — они сочинили песню. О тебе и обо мне. «Хороши в постели, хороши в бою».
— Это про нас? — севшим голосом поинтересовалась Бриенна. Джейме горделиво кивнул.
— Но мы действительно хороши. Послушай-ка: «В руке могучей Верный Клятве меч, невинность отдала за помощь в битве…», — на голос Ланнистер никогда не жаловался, так что его точно слышали и снаружи шатра, — а вот припев: «Мир спасли над пропастью, сдержали на краю — хороши в постели, хороши в бою; алый и небесный стяги, вам я песнь пою — хороши в постели…».