- Тебе в морду, куколка.
- Порядочные охотники, - миролюбиво вставила Ангелина, не делая ни движения, - выбирают выражения в разговоре с собратьями.
Герберт подумал вслух – и услышали все в радиусе ста метров: «Подстилкам слова не давали». Валенсио дернулся было, но даже самые официальные правила запрещали воздаяние за ментальные оскорбления.
- Мое почтение, госпожа, - издевательски поклонился Хауф, - и мои соболезнования: не всякому доводится работать в паре с олигофреном. Примите как необычный опыт.
…
- Ненавижу его, - выдохнул хрипло Валенсио спустя молчаливые пять минут.
- Он тебя тоже.
- Еще бы! Я уделал его год назад, ему пришлось продать свой цех, и пойти на побегушки к педику Габсбургу.
Валенсио посмотрел на девушку.
- Но за такие слова в твой адрес…
- Ой, оставь. Это даже не слова были.
- За косой взгляд уже убивать.
Если бы Ангелина способна была любить, то задохнулась бы в эту минуту от чувства, с которым он дерзко вывел это «убивать», но она – не способна, и потому ее не кольнуло даже слегка.
Валенсио, впрочем, и не ждал отклика. Он завалился на песок и посмотрел на ночное звездное небо.
- Видела Чезаре? Он года два назад выжрал целый бордель таких, как этот Хауф. Ему предъявили обвинения, но он ловко выкрутился. Одиночки получают преимущества.
- И пулю в затылок, - пробормотала Ангелина, - за что никто также не ответит. Тебе хотелось бы?
- Всякое бывало. У Навахо лет девять назад получил мощный укус в лопатку. Чуть не разложился, отращивая ребра. В девяностом однажды попал под лифт.
- Что?
- Закладывал взрывчатку в Шанхае по заказу Аум Сенрикё.
- Шутишь!
- Да-да, а представь, каково это, когда вместе с лифтом от тебя уезжают печень и кишечник. Я имел счастье полюбоваться. Впечатляет. Размотало кишку метров на четырнадцать…
Ангелине против воли вспомнились избиения в монастыре. И тошнота. Тошнота в заушных впадинах, кислое предчувствие боли и страданий.
- Анжи, ночной остров вызывает Анжи!
- Наливай, - она протянула ему бокал, - а где Его Могущество?
- На корте. Или постигает дзен в финиках.