Как ни старайся, не вырваться, а потому остается молча зависать во времени, представления не имея, сколько его там прошло. И в итоге даже начиная получать особое удовольствие от собственного дрейфа в посмертии.
Возвращаться было значительно менее приятно, хотя и не болезненно.
- …Это она? Ты проверил? Это точно она?
- Да. Я видел ее на фото.
- Какая-то дохлая.
- Сам ты дохлый.
- Потрогай, чувак! Она реально холодная! Ты ее не убил?
Ангелина сглотнула, чувствуя во рту соленый привкус крови. Но больно не было. Было только удивительно. Ее явно оглушили, поймали и связали люди. И конечно, они удивились тому, как в отсутствие сознания ее тело достаточно быстро остыло практически до комнатной температуры. Она могла лишь надеяться на то, что пробуждение вернет немного тепла…
Чья-то мозолистая неловкая рука сжала и отпустила ее лодыжку.
- Ты погнал. Нормальная баба. Звони тому козлу.
«Тем козлом» оказался какой-то другой человек, но он уже точно знал, что собой представляет его пленница, потому что первым делом нацепил на нее намордник, и старательно обмотал серебряной проволокой ноги и руки. Словно этого было мало, он надел девушке на голову мешок – слабая надежда, но это могло значить, что ее предполагается оставить в живых. Приговоренных к смерти никогда не лишают возможности полюбоваться на окружающую действительность и лица палачей.
Ангелина покорно перебирала ногами, осознав, что притворяться нет смысла. Ступеньки, тяжелые двери, тяжелые двери, холодный пол, ступеньки.
- Позвольте, дальше я сам, - раздался незнакомый голос – голос из Ночи, и дальше идти было значительно легче, потому что ее спутник практически нес ее над землей, казалось, вовсе не затрачивая сил.
«Они тут все сытые. Не уличные бродяги. Организованные».
Ее провели по еще одному пустому и большому помещению – где-то в высоких потолках отдавался стук ее каблуков – и усадили на стул. И только тогда сняли с головы мешок и намордник.
Анжи встряхнулась, и уперлась взглядом в пару алых, доброжелательных глаз точно напротив. Их разделяло метров пять, не больше – пять метров дорогого дубового стола, старинного, с резьбой. На столе стояли свечи, прочая же часть зала была погружена во мрак.
- Анхелика, дорогая! – Чезаре поднялся со своего места, сделал к ней несколько шагов, - вы доставили мне немало хлопотных минут. И все ради чего… - он хмыкнул, - позвольте же мне не запугивать вас, и не тратить на это драгоценное время. Итак, я не предлагаю вам предательство в стиле Средневековья. Знаю, вас не купить. Но это вовсе не значит, что вас не продать.
В горле у Ангелины пересохло, но она усилием воли сохранила непроницаемый вид. Чезаре вздохнул – громко, театрально, сел напротив нее за стол, налил в бокал немного третьей крепленой – положительный, отрицательный, пропорции один к трем – и посмотрел на нее в упор через пламя свечи.
Глаза у него были опасно ярки. Сытый, но не удовлетворенный.
- Кому нужна наёмница? – сухими губами выпалила Ангелина, не прикасаясь ни к вину, ни к одному из изысканных блюд, что источали ароматы на столе, - вам доплатят, чтобы от меня избавиться. Богуслав не торгуется.
И это была чистая правда. Богуслав Бескидский не торговался даже за жизнь сыновей, не говоря уж о подчиненных. Интересы Семьи для него стояли много, много выше собственных или чьих-либо других.
- Вы недооцениваете себя, - покачал Чезаре головой, с аппетитом отламывая тонкими пальцами ножку от курицы, что лежала перед ним, и обсасывая ее – затолкав целиком едва ли не в глотку.