Бозман вздрогнул. У него потекло из носа.
- Как ты мог узнать всё это? Для тебя это так же просто, как дышать.
- Я знаю это, потому что великая Священная Kнига говорит мне, что это так.
- Да о чём ты говоришь? Ты говоришь о дьявольщине, не так ли? Еврейская чёрная магия!
Ловена это, казалось, забавляло всё больше и больше.
- Нет, мистер Бозман. Это просто вера, и я подозреваю, что вера - это то, чего так не хватает вашему духу.
У Бозмана всё болело, но он напрягся и с презрением выдавил:
- Всё правильно! Ну и что? Я сделал всё, что ты сказал, и даже больше! И это правильно только потому, что вы, евреи, делаете деньги на нашей земле!
- Я купил эту землю, мистер Бозман.
- Ой, я очень сомневаюсь насчёт честности той сделки. А ещё ты убиваешь наших людей!
Ловен улыбнулся, половину его лица скрывала тень.
- Теперь действительно…
- Полтен и Кортон! Они были хорошими людьми, и мы нашли их тела в лесу только вчера!
- Возможно, они не были хорошими людьми. Это были даже не люди, а подлецы, подонки. Как и вы, они были дезертирами и насильниками.
- Значит, ты признаёшь это!
- Я никогда не лгу, мистер Бозман, - раздался ещё один смешок.
- И ещё двое наших людей исчезли в придачу! Никерсон и Лем Йерби! Ты их тоже убил, да?
- Насколько вы уверены в этом? На самом деле, - Ловен обошёл Бозмана сзади, - я отведу вас к ним.
- Они… Они здесь?
- Они мои гости.
В ужасе Бозман не заметил, что кресло, к которому он был привязан, было инвалидным. Ловен отпустил стопоры и толкнул его к двери с шестью панелями, через которую вошёл. Колёса задрожали и заскрипели. Проезжая мимо горящего камина, Бозман лишь на секунду увидел содержимое голландской жаровни: дымящуюся голову дворняжки.
От густого мясного запаха Бозмана затошнило ещё больше, но он насторожился, когда его втолкнули в тёмную узкую комнату, освещённую масляными лампами и свечами. Бозман догадался, что его оцепенение ещё не совсем прошло, так как пламя свечей, казалось, мерцало с лёгким голубоватым оттенком.
Коляска остановилась.
Сначала Бозман заметил странную картину из цветного стекла размером с обычный портрет. Два треугольника соединялись у основания, нижний треугольник был перевёрнут. Странная иностранная буква была в верхней и нижней точках, а в центре каждого треугольника было лицо. Стекло, из которого состояли эти лица, было кристально чёрным, за исключением глаз, которые сияли голубым.
Что-то в этих лицах заставило Бозмана содрогнуться.
- Как видите, я не солгал, мистер Бозман. Ваши друзья действительно здесь, Хайрам Никерсон и Лемюэль Йерби.
Бозман всмотрелся в темноту. На двух деревянных столах лежали две вещи, которые больше не были людьми. Эти ублюдки срезали с них всю плоть! У Бозмана закружилась голова.
Маленькие кусочки мышц, прилипшие к костям, казались частично обожжёнными. И хотя кожа на их лицах была содрана, скальпы и волосы остались, как и гениталии. Но меньше всего Бозман понимал то, что делали двое других в комнате - евреи из общины Ловена.
На полках стояло несколько вёдер, и именно в них копались эти двое раввинов. Влажные шлёпающие звуки слышались, когда каждый брал пригоршни того, что казалось грязью.
Затем они начали засыпать грязью ободранные кости двух трупов.
Ловен казался обеспокоенным; он подошёл к двум другим и ужасному акту на столах.
- Ахрон, ты уверен, что этого достаточно?
Один из них улыбнулся в темноте.
- Более чем достаточно. Мы обмажем их очень тонко. Похоже, что у нас даже немного останется.
- Великолепно, - прошептал Ловен.
Ещё один раввин сказал:
- Оставшимся мы можем обмазать суставы более плотно.
Ловен вздохнул, словно от блаженства. Он прошептал что-то на языке, которого Бозман не знал, затем произнёс:
- Великий наш Спаситель Мелех с нами!
- Аминь, - ответили двое других, склонив головы, и затем вернулись к своей злой работе.
Бозман начал всхлипывать, ибо, что бы это ни было за дьявольское деяние, он мог только подозревать, что с ним вот-вот случится то же самое.
- Что, во имя неба, вы делаете?
- Не небеса, мистер Бозман, а преисподняя ждёт вас.
Бозман уже был уверен, что его постигнет та же участь. Вместо этого Ловен толкнул кресло обратно в первую комнату.
- Не-е-ет! - взревел Бозман.