– Хороший, – глядя на фрат, сказал Тави. – Я думал, он будет голодать на камнях, но, видимо, до него долетают с поля поры треупсов.
– Главное, осторожно у края, – предупредил Хинта. – Эти скалы хрупкие, легко трескаются.
– Если упадем, ничего страшного. Там же губка фрата в полтора метра. На ней можно прыгать, как на батуте.
– Не в этом дело. Если упадем, будет незаконное вторжение на поле Джифоя и дальше сценарий, который описывал Фирхайф.
Тави фыркнул.
– А, точно... – опомнился Хинта. – Я же так и не ответил тебе, почему Фирхайфа зовут Фирхайфом.
– Ну, это определенно не имя и не второе имя. Прозвище, как твое – Хинхан?
– Да, прозвище. – Хинта остановился и рукой начертил в воздухе перед мордой Иджи крест, что означало «стоп». Ослик издал мелодичный понимающий звук и, послушно сложив ноги, опустился на землю. Услышав голос Иджи, Ашайта даже прикрыл глаза от удовольствия; на мгновение, пока звучала короткая музыка, его руки превратились в танцующую живую волну. Хинта пробежал пальцами по кнопкам своего шлема, включая брата в их с Тави радиоканал. – Слезай, Ашайта, приехали.
Младший поднялся, сошел на землю и сделал перед Хинтой что-то вроде медленного реверанса. Его синие глаза лучились отражениями далекого солнца.
– Как ты? – спросил Хинта.
– Мально. – Оттого, что Ашайта попытался сказать обычное слово, по его подбородку тут же побежала ниточка слюны. Он с чмокающим звуком втянул ее обратно.
– Мы с Тави будем собирать фрат. Хочешь есть, или чего-нибудь еще?
Ашайта помотал головой.
– Иджи, ка, – произнес он и сразу подобрал новую струйку слюны.
– Иджи в твоем полном распоряжении.
– Иджи... ка... Иджи... ка... найтжитика-тика... иджатика-та... найтжитика-тика... иджатика-та, – тихо пропел Ашайта. Он обошел ослика – точнее, с необычайной пластикой станцевал-проплыл вокруг него – и, слив все движения в одно, сел-упал на камень перед его мордой.
– Ты его понимаешь? – спросил Тави.
– Он счастлив, – ответил Хинта. – Ладно, давай собирать фрат.
– Конечно, – сказал Тави. Но они оба еще несколько секунд наблюдали, как Ашайта начинает свою игру – от этого зрелища трудно было оторваться. Тот прикрыл глаза, покачался из стороны в сторону, будто ища вдохновения, а потом вдруг начал рисовать руками перед мордой ослика. Локаторы Иджи и руки ребенка качались друг против друга. Робот не понимал команды и издавал несколько разных вариантов отрицательного ответа. Сначала эти звуки звучали отдельно друг от друга, потом быстрее, еще быстрее, и вот, наконец, они слились, начали накладываться, рваться, превратились в странную музыку. А Ашайта качался всем телом и в упоении рисовал руками – его ладони вращались, казалось, он гладит и катает по воздуху невидимый мяч.
– Он красивый, твой брат, – сказал Тави. – Ты знаешь?
– Да. – Хинта достал из кузова Иджи робоковшики для сбора фрата и растянулся на животе у края скалы. Суть работы была проста: надо было закинуть тяжелый ковшик как можно дальше, дать ему впиться зазубренной челюстью в зеленую плоть и потянуть на себя. Если везло, то за один заброс ковш срывал со скалы целую ленту губки. После заброса приходилось чистить зубья рукой; на ощупь фрат был как мокрое полотенце. Добытые пласты ребята сваливали прямо на землю в стороны от себя. Позади них Ашайта и Иджи играли свою странную быструю музыку.
– Бывает же, что целый час не получается рассказать какую-то ерунду, – осознал Хинта. – Фирхайф.
Тави фыркнул.
– Ты уже десять раз мог.