Я с опаской придвинула к себе тарелку и взяв вилку так же опасливо опустила ее в серое нечто. Клаус с легкой ехидцей наблюдал за тем, как я засунула первый кусочек себе в рот.
— Я поражен! Обычно девушки не едят столь экстравагантный деликатес, как потроха грязной болотной птицы, — с удовольствием просветил он, когда я начала жевать и почти все проглотила. Сплюнув все на салфетку, я выпила вина. Мерзкий привкус внутренностей не желал оставлять меня. — Прости, но я пожалуй не отведаю с тобой этих дивных деликатесов.
— Хорошо. Признаюсь, я не знаю французский и не пробовала никогда эту извращенную еду, — неохотно призналась я. — Давай колись, что я еще мерзкого заказала. — Так как у меня божественный талант на такое попадать!
— Я так и понял. Нита, настоящий гурман оценил бы все эти деликатесы — улитки в винном соусе, поджелудочная железа молодого ягненка, мозги теленка.
— А что из них Ris? — еле сдерживая позывы рвоты, спросила я.
— Поджелудочная железа яг…
— Я поняла! — крикнула я, борясь с рвотой.
Выпив еще вина, я поняла, что все мои первые разы идут вечно через одно место. И какого черта, я вообще выбрала этих лягушатников? Пошла, черт побери, на поводу дешевых фильмов! Блин, ладно, что хотя бы не заказала лягушачьи лапки, хотя они были бы не такими мерзкими, как потроха… Ой, похоже меня сейчас стошнит!
— Я отойду помыть руки? — страшно бледнея спросила я.
— Конечно, — издевательски лыбясь ответил гибрид. Я чуть ли не бегом ринулась в туалет под сопровождаемый смех Клауса.
Когда я вернулась, с нашего столика начали убирать тарелки. Клаус взяв меня под локоть вывел из ресторана.
— А мы куда? — удивилась я.
— Я не настолько жестокий, чтобы заставлять есть тебя потроха птиц и мозги несчастных зверушек, — хихикнул Клаус. Вообще, я заметила, что у него сегодня на удивление хорошее настроение. Мы прошли два дома, а потом завернули за угол и очутились в каком-то уютном кафе.
— Добрый вечер, я…
— Здравствуйте. Мне нереальную порцию овощного салата, огромную порцию жареной картошки, неприличного размера шницель, три куска шоколадного торта и литр апельсинового сока, — живо перечислила я. Официантка, женщина тридцати семи лет посмотрев на меня понимающе улыбнулась.
— И на каком вы месяце?
— Простите? — удивленно заломив бровь, спросила я.
— Ох, я когда ждала второго тоже не могла насытиться.
— Эм, ничего такого! Вы чего? Я же сама ребенок! — возмутилась я. Женщина с подозрительным прищуром посмотрела почему-то на Клауса.
— А сколько вам?
— Двадцать два. А что?
— Ах, простите. Ничего, — в ее голосе мне послышалось облегчение. Я перевела взгляд на Клауса, который отчего-то начал смеяться. — Ты то чего ржешь? — недовольно буркнула я. Мне не нравилось, что каждый сегодня смеется надо мной. Обычно это делаю я.
— Она посчитала, что я совратил несовершеннолетнюю и насильно тебя оплодотворил.
— Вообще-то, если сравнивать возрасты, то мне до твоего уровня ” совершеннолетия ” стареть и стареть. — Ну, не могла я просто не указать ему снова на возраст. Я так один раз свою тетю довела. Что? Сколько не моложайся и не заводи молодых любовников, но тебе — 52. И ей нужно было это понять. Но она активно этому сопротивлялась. А я чуть-чуть помогла.
— Тебе не надоело меня сравнивать со стариками?