Он отложил в сторону последний лист и откинулся на спинку стула, разминая шею. За окном уже стемнело. Ваймс спустился вниз и передал плоды своих трудов парнишке, что обычно занимался мелкой работой по дому.
— Передай дежурному офицеру и мигом назад! — велел Ваймс. — Если капитан Моркоу будет на месте, обязательно уточни, есть ли новости по делу.
— Какому делу, сэр?
— Он поймет.
Сперва он подумал, что мог бы сам наведаться в Ярд и узнать все, как говорится, из первых рук. Вариант был заманчивым, ведь он не только позволил бы удовлетворить стражнический зуд, мучивший Ваймса (понять-найти-поймать-призвать к ответу), но и задержаться на работе до полуночи, а может и дольше… Последняя мысль мелькнула всего на секунду. Она была жалкой, даже, черт побери, трусливой. Ваймс запретил себе возвращаться к ней. Он дал слово. А слово Сэма Ваймса кое-чего стоило. В первую очередь для него самого.
Дверь за парнишкой закрылась, и дом снова окутала тишина. Еще более глухая, чем прежде. Ваймс взглянул на часы в слепой надежде, что время «В» уже подходит, но циферблат холодно сообщил ему, что до «особой аудиенции» оставалось еще более двух часов. Ваймс неосознанно поежился. Он терпеть не мог ожидание и бездействие. Если уж тебя впереди ждет что-то неизвестное и неприятное, лучше в эту неизвестность прыгнуть сразу. Одним махом. Но нет, сейчас Ваймс был вынужден мариноваться в собственном соку. Будто герой какой-то вампирской кулинарной книги. Чертов Ветинари!
Ваймс слонялся по дому, как привидение. Разве что цепями не звенел. Выплыв из темноты коридора, он до смерти напугал кухарку, уже собирающуюся домой, и долго сбивчиво перед ней извинялся. Потом мадам Черпак, продолжая тихо причитать себе под нос, все же ушла, оставив Ваймса в полном одиночестве. Дом глухо заскрипел перекрытиями. В нем больше никого не было, только Ваймс да, может, мыши под полом.
«Или крысы».
Нет, это было уже слишком. Ожидание и неизвестность просто вытягивали из Ваймса все жилы. Нужно было сделать хоть что-то, хотя бы с неизвестностью. Да, Ваймс скорее откусил бы себе язык, чем спросил кого-то напрямую «А каково это, когда тебе в шею вгрызается вампир? Что ты в этот момент чувствуешь?» Но в доме была собрана прекрасная библиотека. Стоило поискать ответ там.
Боль интересовала Ваймса в последнюю очередь. В его жизни было немало ран, ушибов и переломов. С болью они были старыми знакомцами. А вот то, что жертвы позднего вампирского ужина почти никогда не сопротивлялись, наводило на неприятные мысли. Ваймс не хотел, чтобы кто-то лез ему в голову. В последнее время в его сознании и без того было тесновато.
Овнецы и впрямь собрали шикарную библиотеку, но к огромному Ваймсову сожалению, они почти не интересовались темой вампиров. Проверив каталог, Ваймс обнаружил единственную книгу, которая оказалась некогда популярным романом. Ваймс открыл ее на случайной странице.
«Ночь окутала мир непроглядно мрачным мраком. Жозефина спала, возлежа на белоснежных простынях, подобная невинному ангелу, спустившемуся с небес. Ее белоснежная ночная сорочка чуть распахнулась, а чувственные губы приоткрылись, испустив тихий, зыбкий и в то же время чувственный вздох. За ней наблюдали чьи-то алчущие глаза»…
Ваймс пролистнул несколько страниц вперед.
«Жозефина испуганно вскрикнула и обернулась на шорох. Ее длинные золотистые волосы взметнулись на ветру, словно крыло райской птицы, ярким всполохом разрезая темное полотно ночи. Ее шелковая сорочка, белая, словно крылья мотылька, затрепетала на ночном ветру, прилегая к стройному юному телу. В огромных голубых глазах отражались дрожащие огоньки свечей. Жозефина увидела, как на дороге неподалеку остановилась карета, запряженная четверкой черных, как ночь, лошадей. Дверца кареты с дьявольским скрипом отворилась сама собой, словно…»
Ваймс решил дать книге последний шанс и открыл ее на последней трети.
«Жозефина затрепетала от сладострастного предвкушения.
— Ах, граф… — прошептала она, томно прикрыв свои прекрасные голубые глаза, пока граф Акула покрывал ее шею и плечи сладострастными поцелуями. — Не нужно…
С каждым поцелуем ее решимость таяла, словно воск свечи пред ликом жадного, полного страсти пламени. В сильных объятиях графа Жозефина почувствовала себя райской птичкой, пойманой умелым охотником.
Жозефина сладострастно вздохнула, когда клыки графа вонзились в ее тонкую нежную шею. Ее накрыло горячей волной трепетн…»
Ваймс не слишком разбирался в литературе, однако и его скудных познаний хватило на то, чтобы понять — добавлением батальных сцен дело не исправить. Решив, что он, пожалуй, достиг предела сладострастных трепетаний на сегодня, Ваймс захлопнул книгу и попытался вычеркнуть прочитанное из памяти.
Стрелки часов медленно ползли вперед. Нужно было заняться хоть чем-то. Ваймс задумчиво почесал подбородок. Точно, он же так и не побрился с утра.