Не в ней!
В ушах тоненько зазвенело, как если бы я задела «музыку ветра», а в мозгу что-то щелкнуло.
Девочка – не носитель, она – кукла! Одержимая во всех смыслах!
Я, не прерываясь, быстро начертила на ее лбу знак проникновения и окунулась в чужое сознание, как в омут – черный и непрозрачный.
Вот она заметила какую-то тень за окном, идет по дому, ведомая пагубным любопытством, выходит за порог, обходит дом, идет в те самые клумбы, видит примятые цветы и отпечаток. Удивляется размеру, думает, что же за собака оставила этот след, и ставит ножку на него – так, чтобы сравнить. Серая острая вспышка боли, а потом…
Из ее сознания вдруг так резко вынырнула страшная изуродованная волчья морда, клацая зубами у меня перед носом, что я дернулась и чуть не свалилась.
Я в заднице.
Зеркальце пришлось очень кстати. Остановила его перед лицом девочки и резко убрала руку с глаз. Она перестала выть и вырываться, замерла, вглядываясь в глубину отражения. Пластмасса ручки и оправы начала накаляться – привязка, которую демон создал через отпечаток на земле, переходила в зеркало. Я приложила большой палец четко к центру малышкиного лба, заводя молитву сначала, а зеркальце бросила на пол.
Замах, удар каблуком, треск – и осколки, вопреки всем законам физики, рванули вверх, а не в стороны. А потом беззвучно опали. Кожа под моей рукой тут же потеплела, а девочка – заплакала, медленно погружаясь в сон. С детьми оно всегда проще – организм решает, что хватит с него потрясений, и засыпает.
Уничтожив привязку и бросив на разбитое зеркальце сжигающий амулет, я схватилась за телефон, чувствуя, что время поджимает.
- Ну же! – гаркнула в трубку, и именно в этот момент ее подняли. – Я нашла его. Вашего монстра. Но я в западне. У меня трое гражданских. Он придет сюда, потому что я разорвала связь с его куклой, он почувствует это. Мне нужна ваша помощь, Кирилл. Бери всех, кого только можешь. Магов – огонь и воздух. И, пожалуйста, быстрее, Кир.
За что искренне обожала младшего Булатова – он не задавал вопросов, когда понимал, что дело – дрянь. Мне же предстояло подготовить крепость.
Все семейство попыталась сплавить в обнаруженный в дальнем конце дома подпол, но батюшка уперся и, спрятав жену и дочь, коротко поинтересовался, что от него требуется. Не интересуясь, а требуется ли вообще, простите за каламбур.
К счастью, я относилась к тем людям и нелюдям, которые, когда ситуация обязывала, становились совсем негордыми.
Поэтому, дав дамам фонарик и начертив на крышке знак чистого света, приказала священнику закрыть все окна и двери, дала бумажку с нарисованными рунами защиты против демонов, нечисти и темной магии и половинку освященного в церкви мела, попросив по возможности точно скопировать изображения на всех подоконниках и косяках дверей, кроме входной. Ею занялась самостоятельно.
Позаимствовав кропило и кандию со святой водой, щедро обрызгала всю центральную дорожку перед входом. Создалось ощущение, будто я по ней со шлангом прошлась. Я заканчивала расписывать молитвой дверной косяк, когда в недалеком далеке послышался волчий вой. Или почти волчий. Мне, непрофессионалу, он показался слишком хриплым и немелодичным.
Четыре минуты.
Поп, расписывающий окна в прихожей, в которой я и стояла, вздрогнул и оглянулся на меня. Я ему ободряюще кивнула и вытащила из рюкзака (моя верная сумка ждала очереди в стирку) складной арбалет.
- Святой отец, ружье есть?
- Нет, ибо… - выпрямившись, начал он высокопарно.
- Я в курсе, - непочтительно перебила, доставая еще и револьвер. Сунула опешившему батюшке. – Шесть серебряных патронов. Три в сердце, три – в голову. Именно в такой последовательности. Но сейчас в голову лучше не стрелять.
- Почему? – на удивление рационально поинтересовался служитель.
- Его черепушка нужна мне целой.