Это мой последний шанс спасти свою жизнь.
Я потянулась к блузке и рванула её, так, что пуговицы корсажа порвались вместе с ней, обнажив меня до пояса.
— Я искренне надеялся, что ты до этого не опустишься, но придется сказать прямо — это не поможет.
Моя единственная надежда, что он узнает знак на моем солнечном сплетении. Он должен был часто упоминаться на страницах его новоприобретенной коллекции.
Ольгерд внимательно посмотрел на мою бешено вздымающуюся ничем неприкрытую грудь, явно интересуясь далеко не моими прелестями. Метка на моем солнечном сплетении должна была завораживать, казаться живой, движущейся по кругу, подобно змее. Он слегка наклонился, чтобы внимательней рассмотреть.
— Табула Раза, — после недолгих раздумий процедил Ольгерд, задумчиво нахмурив брови. Дьявол, я буду вечно тебе благодарна за этот момент.
Ольгерд поднял взгляд на меня. Выражение лица было непроницаемым, но злости в его взгляде поуменьшилось. Вложив оружие в ножны, он медленно подошел к окну. Без холода стали у горла я впервые смогла сделать нормальный вдох.
— Табула Раза. Свободные каменщики. Хранители знаний, — атаман поднял с пола кусочек гранита и начал вертеть его в руках, словно пытаясь в нем что-то разглядеть. — Знаешь, что меня больше всего раздражает в этих орденах и тайных обществах? Даже не вычурные самоназвания и ничем не обоснованное высокомерие ваших «избранных членов».
Вникнуть в его слова было до невозможности трудно. За окном раздавалось ржание взволнованных коней и едва различимая ругань. Я дрожащими руками попыталась застегнуть корсаж обратно, но из-за половины вырванных пуговиц он стал абсолютно бесполезен.
— Вы паразиты. Вы паразитируете на знаниях, которые не в состоянии создать сами. Крадете их у других, накладываете иллюзии, доступные к прочтению только вам, — кусочек гранита обратился в горстку пепла, стоило ему лишь слегка сжать пальцы. — Искусственно создаете собственную ценность.
С половиной сказанного можно было бы согласиться, вторая же довольна спорна, но я не в том положении, чтобы вести дебаты. Меня почти не удивила его неприязнь, ведь репутация ордена оставляла желать лучшего.
— Ты, полагаю, другого мнения? — спросил он, не обернувшись, не удостоив меня даже взглядом.
Действительно интересуется или это рефлекторная дворянская вежливость, требующая лишь немого согласия?
— Табула Раза никогда не стояла на пути тянущихся к знаниям.
Я ничуть не слукавила — орден принял в свои ряды никого, без рода и имени. Научили всему, просто потому что увидели во мне истинную жажду узреть скрытое от глаз обывателей.
— Некоторые знания стоит защищать от тех, кто в лучшем случае может потерять от них рассудок, а в худшем впустить в этот мир создания, от которых спасения нет. Просто так сложилось, то, что ты ищешь, орден всегда охранял.
Ольгерд ничего не отвечал, наверняка раздумывая над моими словами. Я смотрела на свои перепачканные кровью ладони, на разбитое колено, и меня сковывало воющее, гнетущее чувство вязкой пустоты. Даже если мне неслыханно повезет и я переживу этот вечер, все равно останусь ни с чем. Проклятая все же пора — осень.
— Допустим, — я вздрогнула от стального голоса, вырвавшего меня из оцепенения. — Даже если и так, скажи на милость, как бы ты могла мне «помочь»?
Как я это сделаю? Твою мать, атаман, откуда мне знать?! Даже если я узнаю, как это сделать, я понятия не имею, смогу ли этим знанием воспользоваться.
Не для себя стараюсь. Мне нужно использовать все, что я когда-либо слышала или знала, дабы убедить атамана, что я ему нужнее живая, нежели мертвая. И не знаю, сколь широки его познания в этой области, поэтому каждое мое слово — шаг по очень тонкому льду.
— Я бы… я бы узнала условия твоей сделки. Что именно ты попросил и что за это отдал. Попыталась бы найти за что уцепиться, какую-нибудь лазейку, хоть что-нибудь…
Ни разу не слышала о контракте с дьяволом, к которому носа бы не подточил самый дотошный и жадный юрист, так что вариант с лазейкой бесконечно эфемерен. Нужно нечто стократ убедительнее.