— Ловлю тебя на слове, — заговаривает Алан, ставя локти на колени. — Лишь назови меня своей любовью, и заново я буду окрещен. И навсегда свое утрачу имя. — Его глаза смеются, Марк видит. Но его все равно пробирает дрожь. Наверное, это талант: заставлять верить, что произносятся не просто реплики, что это его слова.
Ладони остаются по-свойски лежать на коленях, но через мгновение Марку приходится убрать их: Алан усаживается сверху, возится, принимая удобное положение.
Марк обхватывает Алана за поясницу руками.
— Мой милый друг, смягчи свой хмурый взор, будь бодр и весел на пиру сегодня.
Марк тихо смеется и коротко целует его в щеку. Алан слишком близко, чтобы можно было побороть желание его касаться, водить ладонями по спине, забираясь под футболку. Всего на секунду Марк приходит в себя, он оглядывается назад, проверяя, не стал ли кто, часом, свидетелями их маленького представления, но зрительный зал по-прежнему пустует. А потому он подтягивает Алана ближе к себе и спрашивает:
— Чего ты хочешь?
Тот задумывается или просто подбирает нужную цитату. Обычно Алан настолько вычурно в разговорах не изъясняется, но сегодня решил следовать правилам своей маленькой игры до конца. Он прищуривается и выдает:
— Ты можешь исцелить болящий разум? Из памяти с корнями вырвать скорбь, стереть в мозгу начертанную смуту, и сладостным каким-нибудь дурманом, — пошло хмыкает он, — очистить грудь от пагубного груза, давящего на сердце?
Марк не показывает удивления, не торопясь расстегивает молнию на штанах и просовывает ладонь. Алан отзывается мгновенно, вздыхает на ухо и приподнимается, чтобы Марку было удобнее двигать рукой. Он горячий, почти горящий. Была бы ситуация иной, Марк бы задумался, почему Алан так возбужден, но его ладони подрагивают от предвкушения, а сам он не может отвезти взгляд от такого жадного к прикосновениям Алана в объятиях. Он водит вверх-вниз, размазывая смазку по стволу, и шепчет Алану на ухо всякие глупости о том, как он красив и великолепен. Сейчас можно, тот все равно не запомнит или сочтет его слова несерьезными. Марк начинает двигаться быстрее, Алан уже почти стонет, безвольно свисает на его руках, сотрясается в предвкушении оргазма. Огромное помещение разносит звуки эхом, Марку становится так невыносимо хорошо, когда он чувствует влагу на ладони, а Алан обессиленно опускается сверху, утыкаясь ему лбом в плечо.
Алан не может отдышаться с минуту, с румянцем, взмокший, Марк настолько увлечен этим зрелищем, что забывает о собственном дискомфорте. Он решает справиться с этим как-нибудь самостоятельно в туалете, пока Алан будет собираться.
— Что? — Марк дает тому отстраниться. — Нет подходящей фразы для этой ситуации?
— Иди к черту, — беззлобно выдает Алан, смеясь. Он увлекает Марка в поцелуй, за которым следуют быстротечные ласки и почти мучительная разрядка.
Проходит вечность, прежде чем они поднимаются на ноги, и Алан суетливо осматривает сцену, на которой они валялись: не осталось ли следов безобразия.
— Каково будет тут играть после случившегося?
— Я смею все, что смеет человек, — кротко говорит он и берет Марка за руку.
Они уходят прочь со сцены через кулисы. В коридорах ни души, охранник в холле верно и не слышал ничего, а осветители вернутся позже. Алан заводит Марка в свою гримерку и запирает дверь. Марк хочет напомнить о брони столика в ресторане, но когда он поворачивается к Алану, тот уже стягивает с себя штаны с таким выражением лица, что становится очевидно — не затем, чтобы переодеться. Слова застревают в горле.
Комментарий к Постановка. Настоящее (романтика)