— Зато мы нашли дневники! — он победно помахал ими в воздухе.
— А черепа тебя не смущают?
— Кто бы это ни был, они давно мертвы.
— Как и призраки, которых ты видишь?
Себастьян был сам не свой. Он отошёл подальше, стараясь впустить в комнату больше дневного света, но окна располагались в эркере — слишком далеко от тайника.
Возможно, не просто так.
Бенджамин ещё некоторое время оставался внутри. Ему казалось, нечто зыбкое и тонкое бьётся рядом с ним как в стекло, пытаясь докричаться. Голову сдавило тисками боли, а перед глазами замельтешили огоньки.
И тут рядом с Себастьяном возникала Делиа. Молочная тонкая фигурка, безмолвная и покачивающаяся в воздухе. Её тонкие пальчики замерли рядом с ладонью отца то ли в боязни, то ли в невозможности коснуться.
Взгляд был полон тоски и мерцал одиночеством. Холодом загробного мира.
Бенджамин приложил палец к губам и медленно пошёл к ней, чувствуя, как боль в висках становится тяжелее и туже. Делиа смотрела только на него, а он боялся дотронуться.
Или того, что она испарится от любого прикосновения бесплотными ниточками, дымкой и каплями туманной влаги.
— Она здесь?
Казалось, Себастьян задержал дыхание, а пальцы дёрнулись…. и прошли насквозь ладошку дочери. Ему досталась лишь роль слепого наблюдателя, а в накатившей тишине почти слышались частые удары сердца.
Бен не ответил — и так всё ясно. Лишь присел на карточки перед призраком, как делал всегда, чтобы быть наравне с Делией, и всмотрелся в её детские черты лица. Слегка смазанные, они теперь никак не улавливались.
— Делиа, — голос был хриплым. — Что ты хочешь сказать?
Она шагнула к нему и приникла к плечу, хотя касание — лишь отпечаток памяти. Призраки бесплотны и холодны, как напоминание, что из смерти нет возврата. Им никогда не согреться.
А потом он услышал тихий шепоток.
— Домой… я хочу домой… не дай ему забрать меня…
— Кому?
— Злу.
В следующий миг Делиа исчезла, а Бен почувствовал на щеке холодные капельки воды, а потом — как и тогда у себя в баре, кровь из носа.
Мируна сидела на тёмно-зелёной софе в гостиной, уставившись в холодный и потухший камин. Её руки смяли и сжали подол тёплого шерстяного платья, а взгляд остекленел.
Бенджамин никогда не видел, чтобы она курила, но сейчас в пепельнице тлела сигарета.
Сам он устроился в кресле, подтянув к груди одну ногу, и листал дневник бабушки Анки — записи с рецептами мешались с результатами расклада Таро, в котором он ничего не понимал, хотя любил рассматривать рисунки.
Себастьян ходил взад-вперёд по гостиной, дымя сигаретой, и то и дело прикладывался к стакану с виски на каминной полке.
— Бен, ты уверен в том, что видел? Может, это… не знаю… всё сон?
— Как легко это можно было бы объяснить, правда? Ведь именно мне досталось видеть призраков. То ли сны, то ли явь — так легко запутаться.
Бенджамин отлично понимал, как это выглядело со стороны — только его видения и голос в голове. Именно он проваливался в беспамятство и терялся во времени с пустотой вместо жизни. И ловкая маска того, кто с улыбкой наливает пряный коктейль, лопалась болью и одиночеством.
Если Альбу обладали семейным проклятием, то Бенджамину досталось собственное.
— Прости. Конечно, нет. Я просто не понимаю, что делать дальше.
— Призраки хотят что-то нам рассказать. И бабушка Анка, и Делиа. И не только они. Тот Антонеску… тоже что-то говорил. Я ни черта не помню.