К этому времени я уже успел раздеться и встать под душ, так что заморышем называл себя с полным основанием. Нет, я понимаю, что нормальный мальчик должен быть худым и с шилом в заднице, только канонный Гарька был абсолютным выражением этого бессмертного образа. И ведь в его памяти нет того, чтобы мальчишку реально морили голодом. Даже когда наказывали, всё равно хлеб и воду давали. Золотые люди, мать их… Да и Гарька рожу не кривил, ел всё, что давали… откуда ж такая концлагерная худоба? Или дело в том, что маленькому волшебнику нужна совершенно другая диета, а не та жирная тяжёлая пища, которую готовила Петунья? Вполне возможно… Но что-то я слишком задумался. Пора заканчивать с водными процедурами.
Смыв с волос липкую корку, я с удивлением обнаружил, что кровавая рана благополучно затянулась, оставив лёгкую припухлость. Волосы после душа завились крупными кольцами. Вот и секрет знаменитой лохматости — знаменитые блэковские кудри, просто Гарька всегда старался сохранять короткую стрижку, а при ней кудряшки и будут шухером торчать, чего ни делай. В принципе, можно привести в порядок, истратив тонну геля, но нафига волосы портить? Кстати, может, потому канонный Малфой и зализывался так — маменька-то у него тоже из Блэков? Не, не о том я думаю, а с волосами всё можно проще решить. Надо отрастить чуток и забирать в хвостик, думаю, это не критично.
Одевшись в выданные мне Петуньей Дадликовы обноски, я ещё раз взглянул на себя в зеркало. М-да, заморыш в одежде с чужого плеча, тоскливая картинка… Ладно, будем работать… А уж синяк… Синяк поистине выдающийся, неужели и на это в школе никто внимание не обратит? А как же суровые английские социальные службы? Раз Гарька ходил в школу, значит, и документы на него какие-то имелись, а раз по документам он сирота… Значит, Дурслям платили на него пособие… и совсем нехилое пособие, что ж никто никогда не интересовался, куда это пособие тратится? А то есть у меня смутные подозрения, что подарки в немереном количестве для Дадли как раз из Гарькиного… то есть уже из моего кармана и оплачивались… Пусть у Вернона и собственная фирма… как там… «Граннингс», кажется, но англичане люди прижимистые… Покупать сыночку дорогие игрушки, которые он регулярно ломает… да тут никакой прибыли не хватит. А вот если денежки левые, платятся на бедного сиротку, который особых расходов не требует… ну, кроме остатков еды, конечно… Тогда всё становится на свои места. Ладно, можно попробовать спровоцировать Дурслей и узнать, так ли это…
Спустившись к завтраку, я с удовлетворением отметил, что Петунья прекрасно обошлась без моей помощи. И яичницу сделала, и бекон пожарила, и овсянку сварила… А кофе, который она подала Вернону, благоухал просто изумительно. Увы, мне такое счастье не светило, поэтому я скромненько подошёл к столу, вежливо поздоровался и уселся перед пустой тарелкой. Петунья плюхнула мне туда овсянки, подвинула пару тостов с маслом и чай в чашке с отколотым краем. Ладно, мы люди негордые, пренебрежём.
Вернон, действительно очень полный мужчина с красным, немного одутловатым лицом и гитлеровскими усиками, рявкнул на меня из-за газеты, коей отгородился во время завтрака от любимого семейства:
— Ты что себе позволяешь, мальчишка?
Голосок у него был, как у муэдзина со стажем — то есть громкий и противный, и будь я прежним Гарькой, наверняка испытал бы сильное душевное волнение, но… Не слышал он нашего завуча Миккеля Яновича… Когда он порядок во время большой перемены наводил — стены гнулись и стёкла дребезжали, а старшеклассники прекращали безобразия, строились «свиньёй» и топали, куда велено. Так что меня такими дешёвыми разводками не проймёшь.
Поэтому я вновь улыбнулся и ангельским голоском произнёс:
— И вам приятного аппетита, мистер Дурсль. С вами всё в порядке?
Вернон скомкал газету и уставился на меня. Некоторое время он пыхтел, а я, по-прежнему улыбаясь, ел овсянку — медленно, ложка за ложкой. Вкусная, кстати, явно не на воде… и сахару нормально.
Дадли, сидевший рядом с отцом, буравил меня взглядом, но к активным действиям пока не переходил. Молчи, молчи, Дадли, а то я могу тысячу и одну каверзу придумать, чтобы превратить твою жизнь в ад… и даже без всякого волшебства. Российская школа — это вам не пансион благородных девиц, там всякий народ учится… И всех как-то учить надо. А уж креативность мышления у некоторых особей зашкаливает, вот их проделки я на тебе и опробую, если что… Дадли, похоже, некоторым инстинктом самосохранения всё-таки обладал, прочёл, паршивец, что-то в моих глазах и поспешно отвёл взгляд.
Наконец Вернон разродился:
— Ты почему не помог тёте приготовить завтрак? Это твоя обязанность!
Спешу и падаю, вот только шнурки поглажу и шкаф проветрю. Ах, Вернон, Вернон, всё одно и то же, никакого у тебя воображения. Стоит чуть-чуть надорвать шаблон…
Я улыбнулся ещё нежнее и ласково сказал:
— Я работаю кухаркой, сэр? Или горничной? Согласен, только давайте обговорим оплату.
Вернон запыхтел, как перекипевший чайник:
— Ты что говоришь? Мы тебя содержим из милости, твои никчёмные родители сдохли, а ты сидишь у нас на шее и ещё смеешь что-то говорить о деньгах! Да кому ты нужен, кроме нас?
— Не стоит поминать моих родителей всуе, мистер Дурсль, — прервал его я. — А вот по поводу милости… Большое вам спасибо, просто огромное. Когда я стану взрослым, непременно вспомню про вашу доброту. Всё вспомню…