Фредерик попытался забрать фляжку, но я ее перехватила и сделала большой глоток. На глазах выступили слезы, и я украдкой отерла их, отдав фляжку брату. Но он не обращал внимания. Откинувшись на спинку лавочки, любовался зеленью и тишиной.
Честно говоря, я думала, Фредерик так и будет молчать, передавая мне фляжку и делая редкие глотки. Но наконец, он заговорил, и его голос прозвучал хрипловато.
— А помнишь, как мы тут играли в прятки? Все вместе.
— Конечно. Это страшно раздражало мистера Мюррея. Он считал, мы помнем его орхидеи.
— Ну, стоит признать, мы действительно мяли. Зато сколько удовольствия! Я скучаю по тому времени.
— Тебе не нравится в Лондоне?
— Не уверен, что это то место в жизни, которое я хочу занимать до конца своих дней.
Фляжка снова оказалась в моих руках, и теперь я сделала порядочный глоток, поняв, что не уверена, смогу ли вести подобные разговоры на трезвую голову. А мир вокруг уже начал немного качаться.
— Отец изо дня в день поучает, — продолжал Фредерик. — Таскает в свой банк, показывает и рассказывает. Знакомит с «важными людьми», как он выражается. Он не хочет оставить меня в покое, заявляя, что я его наследник и гордость. Как же, гордость… он просто хочет видеть во мне продолжение себя. И не желает замечать, что мне претит его банк.
Брат замолчал, не объясняя, что же его на самом деле интересует. Но я знала и так.
— Много стихов ты написал в Лондоне?
— Куда меньше, чем хотелось бы. Зато пара рассказов будет опубликована — но отец не желает ничего об этом слышать. Называет баловством.
Я хорошо помнила, как мы с Фредериком частенько проводили время в библиотеке. У него был очень красивый голос, и он любил читать стихи. Никто из сестер не любил присоединяться к нам — никто, кроме Мэри Луизы, но ее имя не принято вспоминать в этом доме.
— Элинор наверняка только и болтает о нарядах да кавалерах? — продолжал Фредерик с горечью. — Маргарет и Кэролайн тоже кружат головы на балах. Неужели это все, что им действительно нужно в жизни? Неужели все, чем они хотят забивать свои миленькие головки, это ленты и кружева? Ну… а ты?
Я вздрогнула.
— Я? Не знаю. Мне придется выйти замуж или окончить свои дни старой девой. Пока что никто не делал предложений, но и второй вариант не очень хорош.
Фредерик махнул рукой, и его движения явно потеряли былую координацию.
— Да я не о том. Ну да ладно, не бери в голову. Прости.
Он взял у меня из рук фляжку, но пить не стал и просто задумчиво уставился вперед. Луна скрылась за облаком, так что в оранжерее стемнело, а тени на полу стали гуще.
— Я видел ее. Видел Мэри Луизу.
— Что? Где?
— Там же, где она провела все эти годы. Неужели ты думаешь, из психушек так просто выбираются?
Внезапно мне показалось, что в оранжерее холодно, и я обхватила себя руками.
— Отец платит большие деньги, о Мэри Луизе хорошо заботятся.
— Ты… говорил с ней?
— Конечно. И она показалась мне разумнее многих чопорных дам на этих ваших балах.
— Но она все еще видит то, чего нет?