Эстер любила кружево. Как и живые цветы в вазах, сейчас везде стояли яркие хризантемы с махровыми цветками, которые в красно-коричневых тонах особняка больше всего напоминали об осени.
Еще Эстер любила мотыльков. Поэтому Нейтан услышал, как Тейлор сдавленно ойкнула, когда вошла в гостиную. Может, стоило предупредить ее заранее.
Стены гостиной украшали десятки и десятки аккуратных рамок, а под стеклами были мертвые бабочки. Иногда яркие, как хризантемы, но в основном цвета пыли, многочисленные мотыльки разных размеров и видов.
Нейтану они тоже нравились. Одна из немногих деталей, которая действительно казалась ему домом. Где чувствуешь себя уютно.
Лин уже был в гостиной. Бесцеремонно кинул рюкзак на старый диван и сам стоял около кресла отца. Они о чем-то разговаривали, Лин казался действительно увлеченным. Заметив вошедших, он замолчал и выпрямился, положив ладонь на ручку кресла.
Эстер всегда было много, она заполняла собой пространство, как ее любимые цветы, которые неизменно появлялись во всех вазах. Родерик Эшмор был будто античное золото, потускневшее, но не растерявшее благородства.
Он владел этим местом. И его сестра была безумной матерью Брендона.
Волосы Родерика сейчас были совсем седыми, хотя Нейтан еще помнил, что они были рыжеватыми, почти как у Лина. Хотя аристократичное спокойствие младшему сыну точно не передалось: лицо Лина всегда было подвижным, полным эмоций, в отличие от Родерика.
Говорили, Нейтан очень похож на отца. Только вместо богатого воображения, чтобы писать книги, у старшего Эшмора было неплохое финансовое чутье, которое позволило увеличить капитал деда.
Всё изменилось из-за дурацкого сердечного приступа — он наложился на те проблемы с сердцем, что были у Родерика, и которые он точно передал одному из детей. Нейтан смутно помнил то время, но знал, что восстанавливался отец долго. И с тех пор отошел от дел и с трудом передвигался без инвалидного кресла.
— Привет, — улыбнулся Нейтан и обнял отца, наклоняясь.
— Здравствуй, Нейт, как я рад, что ты снова здесь.
Родерик тоже пару раз бывал в Лондоне и встречался с сыном, но этого, конечно, было очень мало. Нейтан жалел, что мало общается с отцом, иногда звонил ему сам, но даже это не заставило его наведаться в гости.
Отвращение к дому, к этому месту было сильнее.
Родерик похлопал сына по спине, перевел взгляд на Тейлор и озорно прищурился:
— Так-так, это та самая леди, которая украла сердце нашего мальчика?
Тейлор расцвела и тут же завела разговор, полный восторгов о доме. Она была искренна, а Родерик посмеивался и говорил, что обязательно расскажет ей об истории этого места. Одна его рука покоилась на большом колесе кресла, как будто он собирался куда-то двинуться.
Нейтан любил отца. Но никогда не забывал, что тот молча соглашался с женой, когда она кричала на сына и не хотела отпускать. И он тоже ни разу не помог Нейтану.
Эстер подошла к мужу, ненавязчиво подвинула Лина, чтобы поправить плед на коленях Родерика. Сложно было сказать, вслушивается ли она в разговор, но когда в том наступила небольшая паузка, улыбнулась и качнула головой в сторону:
— Нейтан, что же ты не поздороваешься с дедушкой?
На каминной полке, рядом с изящными старинными статуэтками, стоял череп цвета топленого молока. Он выделялся на фоне темного дерева панелей, хотя казался таким естественным между рамок с мотыльками.
Эстер всегда говорила, будто это череп покойного дедушки. Нейтан никогда не спрашивал, действительно ли хоть настоящая кость. Ему казалось это дурацкой затянувшейся шуткой, и он не то чтобы держал в руках много черепов, чтобы определить на глаз реальность.
В гостиной повисло неловкое молчание, Тейлор придвинулась поближе к Нейтану и натянуто усмехнулась:
— Так вот откуда в твоей книге взялся череп!
Реплика ничуть не сбавила напряжения, оно казалось таким густым, что Нейтан ощущал себя насекомым, которые угодило в липкую каплю мёда. Или билось под стеклом, пришпиленное иголкой.
— Ах, ну что же я! — засуетилась Эстер. — Вы хотите чаю? У меня есть потрясающее варенье с садовой малиной. Я сейчас быстренько всё организую.
Нейтан устал после рабочей недели, не был против небольшой передышки. Но тут заметил, как бледный Лин вцепился в ручку отцовского кресла: кажется, сесть он по какой-то причине не хотел.