Глава 6. Дознаватели
— Нет, — твердо заявил Джанко.
Он стоял, возвышаясь над царевичем и нихонским принцем, широко расставив ноги и слегка наклонив голову — в точности упрямый бык, собравшийся бодаться. Ромалы был старше их обоих на добрый десяток лет, и Пересвет ощутил себя глуповатым пацаном перед занятым своими делами взрослым. Он только что попытался растолковать Джанко, заради каких целей им понадобилось тело Айши-плясуньи, но ромалы, даже не дослушав, уронил свое твердое «Нет».
— Эмм… — царевич с робкой надеждой оглянулся на спутников. Втянувший их в это безобразие ромей очень убедительно делал вид, якобы случайно заглянул на огонек, пробегая мимо. — Выслушай же. Нам нужно понять, что случилось с этой женщиной. Мы видели ее несколько дней назад, она была весела и довольна жизнью. Если так, зачем ей топиться? Может, кто-то убил ее. Неужели тебе все едино, по какой причине оборвалась нить жизни твоей соплеменницы?
— Она не просто соплеменница. Айша — его единокровная сестра, — негромко пояснила Ясмин.
— Тем более! Если б кто поднял руку на Войславу, я бы… я бы его… — Пересвет задохнулся в попытках изобрести казнь надлежащей жестокости для злодея. — Не знаю, чтоб я с ним сотворил! Вздернул бы своеручно на гнилой осине!
— Нет, — Джанко перевел полный безнадежной тоски взгляд на встревоженную Ясмин, — я не могу. Непозволительно тревожить покой мертвых. Айша была со мной, а теперь ее больше нет. Мы сожжем ее тело и развеем прах над рекой.
— Выходит, оставлять сестру неотомщённой — позволительно? — тоном, в котором тонко смешались сочувствие и презрение, вопросил Ёширо.
— Вам нет дела до таких, как мы. Ни до живых, ни до мертвых, — огрызнулся ромалы. — Отчего вам не дает покоя моя бедная Айша? Дайте ей спокойно уйти на рассветные тропы. Месть — дело родной крови, а не чужаков. Но Айша прыгнула в реку. Она так решила. Не знаю, почему. Может, возжелала того, чего не могла заполучить. Может, вечное небо позвало ее. Она никому не делала зла, и никто не желал ей смерти. Я не отдам ее вам.
Твою-то мать, уныло пробормотал Пересвет. Он оказался недостаточно красноречив и убедителен, а на столь решительный отлуп они вообще не рассчитывали. Ну не звать же сюда отряд стрельцов, чтобы насильно отобрать у горстки ромалы тело мертвой девушки? Это ж какие по городу слухи поползут, страшно вздумать. А что скажет отец? Зря они все это затеяли, ой, зря… Послушались ромея, и что вышло?
— Мне кажется, ты плохо нас понял, — размеренным, холодным голосом заговорил Кириамэ, — однако ж ты молвил совершенную правду — ты со своими людьми и впрямь ничто. Но здешние власти настолько великодушны, что дозволяют вам жить в городе и беспошлинно заниматься своим не слишком-то законным промыслом.
— Не надо так, — почти беззвучно шевеля губами, выдохнула Шеморханка. Принц оставил просьбу телохранительницы без внимания, безжалостно развивая мысль далее:
— Завтра вашему раю с лазоревыми облаками настанет конец. По твоей вине, ибо ты встаешь на дороге правосудия. Ваше сборище разгонят. Детей отправят по приютам, мужчин — за решетку или на рудники, женщин отдадут в служанки и работницы. Закон получит свое, желаешь ты того или нет. Однако царевич Пересвет первый и последний раз предлагает решить дело добром. Мы отнесемся к твоей сестре с должным уважением… и вернем ее тело после того, как завершим осмотр.
— Я не могу, — сипло повторил Джанко. Слова давались ему с трудом. — Понимаю, но не могу. Вы чужие. Ваши прикосновения осквернят ее. Ее душа станет беспокойной, будет приходить по ночам. Сперва ко мне, потом к другим. Станет целовать спящих в глаза, пить души, красть разум. Она не угомонится, пока не изведет всех. Лучше тюрьма, чем вечно ненасытная мара.
Ёширо выразительно закатил глаза — мол, я сделал все, что мог. Раз не вышло сговориться миром, придется идти войной.
— Салмонея, — отчетливо произнес державшийся особняком Гай. Краткое и непонятное словцо подействовало на ромалы, как красная тряпка на быка — он дернулся всем телом и шагнул в сторону ромея, угрожающе занося руку. Пересвет заметил, как нихонец бросил ладонь к оплетенной красно-черными шнурами рукояти вакидзаси — но ничего не случилось. Гардиано как стоял, так и остался стоять, не делая попытки уклониться или защититься — а Джанко шумно выдохнул, издав жутковатый звук, навроде как разъяренный вепрь в камышах всхрапнул.