Зря он помянул Айшу. Мара скользнула в тонкую трещину между явью и грезами, невесомо коснулась лба ледяной ладонью. Навеяла воспоминание о том, как лежала в погребе, холодная и оцепеневшая. Как ее тела касались теплые, живые руки — уверенно, твердо, почти нежно. Аврелий сказал, у Гая Гардиано были иные женщины, помимо дамы Лючианы. Другие женщины и другие мужчины. Ромею все едино, с кем разделить на двоих долгую, душную ночь.
Там, в наваждениях сна, Пересвет толкнул низкую, резную дверцу, и, наклонившись, вошел куда-то. Узрел комнатушку с низким потолком и стенами, обтянутыми темной кожей в росписи золотых цветов. Качался под потолком пузатый светильник из множества разноцветных стеклышек. Напротив входа — большой поясной портрет в тяжелой раме со множеством завитушек. С холста победительно и насмешливо улыбалась юная рыжеволосая дева неземной красы, натуго затянутая в исчерна-лазоревое платье с жемчужной россыпью. В тонких пальчиках она бережно сжимала крохотный хрустальный флаконец.
Следя за лукавым взором нарисованной красотки, Пересвет увидел низкую и странно узкую, но зато длинную постель на круто изогнутых львиных лапах с преогромными когтями, и нависающие над ней складки балдахина тяжелого бархата.
В покое без окон облаком висел спертый, тяжелый запах благовоний — царевич признал мускус, росный ладан и вендийскую мирру — от которых закружилась голова и заломило в висках. Сделав шаг вперед Пересвет ощутил, как мягко, беззвучно затворилась дверца. Здесь вообще было очень тихо — хотя маленькую опочивальню должны были до отказа переполнять звуки. Сдавленные стоны и хриплые вскрики, запаленное дыхание, частые шлепки соударяющихся тел.
Незваный, непрошеный гость таращился по сторонам, с пугливым изумлением догадываясь, что его не видят. Его вообще здесь нет. И этих двоих тоже нет, как нет и обтянутой расписной кожей комнатушки. Вымысел, греза, игра воспаленного и уставшего за день рассудка — или сотканное марой наваждение. Можно сколько угодно пялиться на разворошенную постель. На мужчину, стоящего на коленях, оборотясь к нему широкой спиной — зрелого мужа со статной, ладной фигурой воителя. На то, как завораживающе бугрятся и перекатываются мышцы под гладкой кожей, когда он плавно, безостановочно движется, с силой поддавая упругим, подтянутым задом — вперед и назад, вперед и назад. Каштановые с рыжиной волосы, обрезанные малость ниже плеч, качались в такт движению.
С места, где окаменело застыл Пересвет, лица мужчины было толком не разглядеть. Впрочем, царевич был уверен, что лик незнакомца воплощает утонченную мужественность, и ему опасно зреть его воочию. Достаточно восхищенного созерцания тела — могучего, наполненного пугающей звериной мощью, едва сдерживающей себя в оковах пристойности.
Заставив себя совершить крохотный шажок вбок, Пересвет увидел и второго человека на постели. Куда более молодого летами, судя по легкости сложения. Юнец распластался ничком на сбившихся простынях, раскинув длинные ноги и вытянув руки вперед, к изголовью постели в виде раскидистого деревца. Тонкая цепь, в несколько колец обившаяся вокруг древесного ствола, бежала по подушкам к скованным воедино запястьям молодого человека.
Широкая пятерня мужчины крепко и властно зарылась во вьющиеся крупными кольцами темные волосы парня. Сквозь путаницу чернявых кудряшек холодными осенними звездами взблескивали каменья в перстнях. Правой рукой мужчина тянул полюбовника за волосы в такт размашистым толчкам, понуждая высоко запрокидывать голову и сильнее переламываться в поясе. Левой же цепко удерживал за бедро — Пересвет видел согнутые пальцы и ногти, глубоко, до заплывающих кровью лунок, вонзившиеся в смуглую, золотистую кожу.
Мужчина двигался в пугающей, звонкой тишине. Сокрушительно и неостановимо, как морской прибой, усердно загоняя стоявшее каменным монолитом достоинство промеж распяленных ягодиц парня. Тот умудрялся подмахивать, слегка приподнимаясь навстречу, со спокойной покорностью принимая жестокую, ненасытную страсть.
Распаленный упоительной схваткой воитель в очередной раз с силой рванул юношу за волосы, и тот резко мотнул головой в попытке высвободиться. Пересвет увидел лицо, искаженное то ли вожделением, то ли отвращением, в точности не понять — плотно сомкнутые веки под мокрой от пота длинной челкой и косая щель рта с узкими, искусанными губами.