Кириамэ многозначительно кашлянул.
— Ой-лэ, будь по-вашему, — видимо, девичья улыбка показалась ромалы убедительнее разумных доводов царевича. — Подарить коня не подарю, ибо уговор не выполнен, но одолжить на время — ладно.
Джанко скрылся в одном из стойл и вывел к гостям за потрепанную веревочную узду одра весьма почтенных лет. Сей некогда быстроногий скакун уродился на свет серой масти в мелкое яблоко, но с годами поседел и выцвел до пепельной сивости. Колени на передних ногах вздулись печеными яблоками, ребра выпукло проступали сквозь кожу, копыта растрескались, с отвислой нижней губы тянулась ниточка вязкой слюны. Нехотя подняв мелко трясущуюся башку, конь рассеянно глянул на утратившего дар речи Пересвета тусклыми очами в глубоко ввалившихся глазницах.
Ясмин ибн-Хан сдавленно охнула и помянула шайтанову задницу.
— Если это шутка, — ладонь Ёширо плавно сместилась на рукоять катаны, а голос заледенел, — то мы малость не уловили ее потаенного смысла…
Джанко довольно всхрапнул в кудрявую бороду, в точности разыгравшийся жеребец. Щелкнул пальцами и аккуратно стащил с морды дряхлого коня перехваченную множеством узлов веревку.
Мир сморгнул. Или Пересвету в глаз попала ресница и вытекла со слезой. Все оставалось по-прежнему — грязноватая вонючая конюшня, дремлющие в стойлах кони, тусклый огонек в масляной плошке.
Вместо старой клячи, годной лишь на живодерню, молодцевато пританцовывал темно-рыжий жеребчик. Невысокий в холке, длиннотелый, с белой проточиной во лбу и с белыми же чулочками до колена на передних ногах. Гриве и хвосту животного при эдаком окрасе полагалось быть тоже рыжими или цвета жженой охры, но этот конь мог похвалиться светлым пшеничным волосом. Под блестящей шерстью упругими змеями переливались мускулы, вдоль хребта тянулся узкий черный ремешок. В чистых, ясных глазах поблескивали шкодливые искорки.
— Фрр, — презрительно высказался четвероногий красавчик. Пересвет отмолчался, ибо никак не мог сладить с онемевшими и отяжелевшим языком.
— И я так думаю, — согласился Джанко. — Не серчай на них. Они ж не умеют видеть скрытое. Это Буркей, — представил он скакуна. — Буркей, это сын местного правителя, которому нужна твоя помощь… и его друзья — Ясмин и принц Кириамэ, — без запинки выговорил он имя нихонца. — Поможешь?
Конь по кличке Буркей потянулся мордой к Ясмин — ему приглянулась единственная дева в мужском обществе. Как зачарованная, Шеморханка подняла тонкую ладонь к трепещущим ноздрям коня, почесав нежное местечко между ними. Довольный Буркей заржал, высоко задрав подвижную верхнюю губу и явив напоказ крупные желтоватые зубы.
— Ёкарный бабай, — наконец удалось выдохнуть потрясенному до глубины души царевичу.
— Ущипните меня кто-нибудь, — вежливо попросил Кириамэ. — Это конь-ёкай? У него волчьи клыки или мне кажется?
— Дитя Арыси! — завизжала Жасмин. Рыжий от пронзительного девичьего вопля аж шарахнулся в сторону. — Гадюку мне в сапог и яду в шербет! У вас живет дитя Арысь-поле, а ты мне ни словечком не обмолвился! Подлюка!
— Что или кто такое Арысь-поле? — потребовал ответа Ёширо.
— Мать-кобылица, — разъяснил самодовольно ухмыльнувшийся ромалы. — Лошадиная госпожа. Богиня, что дарует и отнимает жизнь. У каждого звериного племени есть свой предводитель. У собак и волков — Симаргл, крылатый пес. У птиц — огненный Феникс. А у лошадей — свободная как ветер Арысь-поле, не ведающая узды и седла. Порой она является к людям, то в облике старой клячи, то прекрасной кобылицы. Тем, кто примет ее с уважением и заботой, она дарует удачу и процветание. На тех, кто ей не приглянулся, может наслать засуху, мор и бешенство. Иногда, в знак особого расположения, она приводит к людям своих жеребят. Таких, как Буркей, живущих втрое против обычной лошади и обгоняющих бурю, — он ласково потрепал коня за ушами. — Ему не посчастливилось. Арысь-поле даровала его общине ромалы в злосчастной Салмонее. Когда община сгинула в бедах и скорби, правитель города забрал коня себе. Падаль человечья, не сумел объездить, так додумался посадить на цепь.