— Сеньора, это не то, чего ждет от вас Бог.
— Я закажу свечу высотой в собственный дом! — горячо зашептала Мария. — Я буду жертвовать вашей церкви половину выручки каждую неделю, пока Алехандро не исполнится двадцать! Почему, почему вы не хотите помочь мне, падре?
— Это не в моей власти, сеньора, — твердо ответил Гайон. — Господь не ведет переговоры, сделки и хитрости — удел нечистого, происки диавола. Я же могу помочь вам лишь в одном — перенести испытание, уготованное вам. Молитесь, надейтесь и уповайте на милость Божью — но будьте готовы к тому, что его воля непостижима.
Он сжал ей руку и приступил к молитве; и, хоть Мария послушно присоединилась к нему, сердце ее было неспокойно. Она молилась горячо и неистово, и, вопреки советам падре, не жалела обещаний: ведь сейчас ей не нужна была ни призрачная надежда, ни смирение — только спасение сына от мучительных объятий болезни.
Так, не получив желанного результата, Мария выбралась из церкви на свежий воздух, чувствуя, пожалуй, еще большее отчаянье, чем прежде. Почему бы Богу и не заключить с ней сделку? Ведь кому будет хуже, если Алехандро, ее добрый, чудесный, ласковый niño, поправится, выживет, вырастет потом в прекрасного сильного юношу — на радость стареющей матери?.. Она горько усмехнулась, вспомнив слова падре о сделках.
И замерла прямо посреди улицы, вцепившись в крест на груди так сильно, что его края больно оцарапали ее пальцы. Она вспомнила, кого падре называл «нечистым», от кого столько раз предостерегал своих прихожан, кто был выбран им корнем зла, который непременно нужно выкорчевать из Аламогордо.
Мария поняла, к кому обратиться.
Хижина, куда направилась Мария, находилась за границей города, к западу от главной дороги. Вместо забора или частокола это неприветливое и зловещее сооружение было окружено глубокими бороздами, заполненными костями и пеплом. Поговаривали, что таким образом хозяин пытается защититься от злых духов… или, напротив, собирается удержать внутри тех, что ему удалось поймать. Вход в хижину скрывался за выцветшим на солнце плотным гобеленом, увешанном колокольчиками и хитрыми плетеными фигурками. Слева стоял деревянный столб, украшенной резьбой, и при виде символов, несимметричных и грубых, окрашенных лучами заходящего солнца кровавым цветом, Марию охватил суеверный ужас. Ей вспомнились отрывки проповедей, в которых падре Гайон, не жалея своего пыла, раз за разом призывал свою паству не искать помощи у старого мескалеро, изобличал того в поклонении диаволу и мошенничестве, грозил ему небесной карой и гневом Божьим, Страшным Судом и адом, нарекал его проклятьем для города, бичом и искушением, посланным Сатаной.
И, в самом деле, по слухам, этот шаман был способен навести удачу или проклятье, заговорить болезнь и снять сглаз, усмирить погоду и принести в город ужасающую бурю. Раньше у Марии никогда не было времени, чтобы задуматься о том, верит ли она этим россказням, но сейчас выхода у нее не было. Пусть падре грозит хоть чертом, хоть Богом — ей нужно спасти своего Алехандро!
Только она собралась перекреститься и войти, как из хижины вышел мескалеро. Его широкое темное лицо, рассеченное морщинами, было недвижимо и бесстрастно словно маска. Две седые косы с вплетенными в них перьями спускались на могучие плечи и кончиками путались в многочисленных ожерельях и бусах. Взглянув на Марию пристально, но беззлобно, он сделал короткий жест рукой, приглашая ее войти.
Вздрагивая от холодной дрожи, она переступила порог. Здесь было душно и сумрачно: очаг в центре хижины едва тлел, и зловещие алые отблески скользили по расстеленным на полу циновкам, забавы ради касались костяных подвесок, будто изображая на них брызги крови, кружились вокруг мешков, судя по запаху, набитых травами. Шаман указал на циновку, и Мария поспешно села, неловко убрав под себя ноги. Он устроился напротив, достал из кармана небольшой мешочек и положил себе на колени.
— Женщина спрашивает, — его глухой голос звучал с той же бесстрастностью, что отражалась на лице.
— Мой младший сын болен испанкой, — тихо произнесла Мария. — Доктор в городе не может помочь ему и велит мне молиться. Бог не может помочь ему и велит мне надеяться. Я слышала, что вы способны… — она сбилась на мгновение, — …исцелять. Если вы поможете, я щедро отблагодарю вас за спасение сына, — торопливо добавила она, отчаянно пытаясь прочитать на лице шамана хоть какой-то отклик на ее слова. — Ему всего четыре… Он даже не успел пожить на этом свете, и эта болезнь, она так ужасна, он так измучен…