И вот с этим они пили чай?!
— Господи, ну и урод, — пробормотала Оля. Женька шевельнулся — и уставился на неё снизу вверх широко раскрытыми глазами.
— Только не говори мне… — начал он. И не закончил: язык снова пришёл в движение, прицелился, потянулся к двум — теперь двум! — лежащим на полу мишеням. Оля едва успела откатиться в сторону, когда длинный красный отросток, похожий на сырой кусок говядины, хлестнул по месту, где они только что лежали.
— Нихрена себе! — не сдержала возгласа Оля. — И как ты с этим драться собрался?
Женька метнулся подальше от языка буквально на миг позже её. С виду успешно: вроде не зацепило. Приподнялся и сел — уже в комнате, ближе к стене, докуда не мог достать смертоносный язык.
— Уже никак, — последовал короткий ответ. — Не получается с первого раза — значит, или бежишь, или… ау!
Он не успел договорить: вздрогнул и прикусил губу. Лицо исказилось болезненной гримасой.
— Эй, эй, эй, что случилось? Задело всё-таки? — Оля попыталась подобраться поближе. Чудовище в дверном проходе следило за ними многими десятками глаз и — она была готова поклясться! — ухмылялось, наблюдая, как забавно и беспомощно трепыхаются будущие жертвы.
— Отойди! — Женька оттолкнул её раньше, чем она успела дотронуться до его руки. Оле было показалось, будто чудовище и впрямь ухитрилось его достать — но на коже одноклассника не виднелось ни единого следа. И всё же он морщился, как от удара, и прижимал руку куда-то к ключице.
— Может, объяснишь? — поинтересовалась Оля, прижимаясь к стене рядом с ним. — И что теперь?
— Это фантомное, — пояснил Женька. — Слюна вызывает иллюзии… Думаешь… я такой идиот, будто поверю, что оно действительно стреляет… ауч! — кислотой? Тогда бы в полу дырка осталась, он же деревянный… и ещё… ты бы тогда видела, и… ай, да твою мать!
— А боль, похоже, вполне реальная, — сочувственно заметила Оля. Тот кивнул.
— Ещё бы! Нужно же ему как-то… удерживать нас на месте. Вот чёрт… ощущение, будто кожу живьём снимают. Лучше даже не пробуй.
Паузы между его словами становились всё длиннее. А тварь пришла в движение: медленно, но неумолимо она поползла по потолку, разворачиваясь, втекая в комнату, так, чтобы язык наконец дотянулся до беглецов.
Оле стало страшно. Адреналин уходил, и теперь она понимала, что натворила. Они оказались заперты: отступление преграждала чёрная масса, отростки которой тянулись по проходу, а единственное оружие — фонарик — теперь было бесполезно.
Конечно, всё ещё можно было выскочить в окно, но…
— Ты встать можешь? — спросила Оля, заранее зная ответ. Женька качнул головой.
— Понятия не имею, сколько ещё это продлится. И нет… с окном не выгорит. Доберётся. Теперь… точно доберётся. Молодец… блин… ну и зачем?
Он снова дёрнулся и опустил голову. Оля вздохнула, коснулась жёсткой ткани его свитера.
— Ну… по крайней мере, я спасла нам несколько минут жизни. Хоть какое-то утешение.
— И проебала свою, ага, — фыркнул тот, но её руку не убрал. — Нафига? Если умирать… так вместе, что ли?
— Вроде того.
Оля пододвинулась поближе, положила голову на плечо Женьки и закрыла глаза. Ждать пришлось недолго: меньше чем через минуту над головой раздались знакомые хлюпанье и чавканье. Ещё чуть-чуть — и язык схватит их, одного за другим, растворит в бесконечной чёрной бездне рта. Или — хуже: проникнет внутрь, отнимет тело, заставит играть по своим правилам. Сделает безвольной марионеткой, как когда-то Марину.
Что ж. По крайней мере, у того, кто останется, будет шанс убить тварь. Хотя вряд ли кто-то останется. И вряд ли у второго хватит сил сделать то, что когда-то сделала Женькина мать.
Им больше некого было защищать. У них не было возможности противостоять его воле.
В последний момент Оля всё же не выдержала: приоткрыла глаза и посмотрела наверх. И язык чудовища метнулся ей навстречу.
Что-то металлическое блеснуло в воздухе, и комнату расколол невозможный тысячеголосый вопль. Язык не долетел до цели. Он остался висеть над лицом Оли, пригвождённый к стене, как причудливый трофей.
— Что?!