Но Мина понимала, что обманывает саму себя. Как прежде уже ничего не будет. Её до сих пор внутри трясло от того, что с ней сотворил Ронин, а у матери появились первые седые волосы в тёмной шевелюре.
— Всё хорошо, всё хорошо, — успокаивающе заговорил Рен, прижимая Мину к себе покрепче. — Мы здесь. Тебе больше ничто не угрожает.
— Папа, — начала Мина, и в уголках её глаз снова появились слёзы, — папочка… Ронин… он… — Приблизившись к уху Рена, она прошептала:
— Он изнасиловал меня.
Глаза Рена расширились, и он в гневе уставился на пасынка. Тот уже был не самоуверенным, а скорее растерянным.
— Ты, — необычно тихо сказал он, обращаясь к Ронину, — ты… Что ты натворил, Ронин-кун?!
Ронин разозлился и выкрикнул:
— Это тебе за то, что ты вошёл в нашу семью, Тао Рен! За то, что отнял у меня мать! За то, что возомнил себя моим отцом. Мой отец мёртв, но он мой отец. А ты… Ты… Ты никто!
— Заткнись, Ронин! — в ответ крикнула Мина, подходя к нему с нацеленными на него ножами. Старший сын Ханны ухмыльнулся и ответил:
— Боюсь, сестрёнка, заткнуться придётся тебе.
Одно движение его руки — и Мина посмотрела вниз. С правой стороны на животе была глубокая рана, из которой пошла кровь. Девушка вскрикнула от испуга и ошарашенно посмотрела на Ронина, державшего окровавленный охотничий нож:
— Ронин, что ты…
— Мина! — закричал Рен и бросился к дочери. Ноги Мины подкосились, она уже начала падать, и он едва успел подхватить её. Положив её на злосчастный матрас, Рен начал трясти её:
— Мина, держись! Подъём! Нет, нет, нет, ты не можешь умереть, моя девочка, не можешь! Держись, Мина, не вздумай умирать! — Оглядев толпу шаманов, Рен позвал:
— Хана, иди сюда!
Парень быстро подошёл, и его едва не стошнило при виде раны. Мина вздрагивала и иногда приоткрывала глаза. Рен быстро сказал так, чтобы Ронин не слышал:
— Хана, тащи Мину и двух других девчонок наверх. Вызывай скорую и поезжай с ними в больницу. Хорошо? Давай, только быстро.
— А…? — Хана незаметно указал на Ронина. Рен сжал плечо парня и прошептал:
— Мы отвлечём его. Давай, Хана, действуй.
Тем временем Ханна с пистолетом наперевес медленно двигалась в сторону Ронина. Он уже был ранен и сейчас стоял и смотрел на неё безумными глазами. По нему было видно, что он сходит с ума. Немудрено — со слепой жаждой мести и одержимостью навредить Рену Ронин перестал замечать что-либо другое.
Но Ханна, как и любая мама, верила, что внутри монстра, по недоразумению оказавшегося её сыном, осталось что-то доброе. Сейчас ей было страшно его убивать. Ханна никогда не убивала людей сама. Становилась свидетелем, но не убивала. Несмотря на то, что Ронин был объявлен вне закона и фактически являлся ходячей мишенью, она боялась угрызений совести и ночных кошмаров с участием сына.