Но Бряке было боязно. И хотя он знал, что отец в крайнем случае только накричит на него, не находил себе места. Доводы Прыща казались ему малоубедительными, поэтому он всю дорогу умолял приятелей вернуться домой. Однако скорость и бодрая музыка только подхлестывали неуемных сорванцов.
- Гляди, как по трассе классно гнать,- сказал Толик, сидевший на переднем сиденье вполоборота, закинув ногу на ногу.
Они уже мчались к переезду, и Сенька, как заправский водитель, стал сбавлять скорость. Машина неуклюже перебралась через железнодорожные рельсы. За переездом Сенька снова добавил газа, и они стрелой вылетели из посадки, заслоняющей железнодорожную ветку.
На повороте, ведущем в район, ребята неожиданно увидели гаишника. Тот сидел на черном “МТ” с коляской и пил воду из бутылки.
Теперь уже испугались все. Сенька вывернул руль вправо и, не снижая скорости, попытался проскочить мимо милиционера незамеченным, но тот обратил внимание на сидящих в “Жигулях” малолеток и, отшвырнув бутылку, вскочил на сиденье, мигом завел мотоцикл и рванул за машиной.
- Ну что, что я говорил?- захныкал опять Бряка.
- Да заткнись ты!- бросил ему Прыщ, решая, что делать. Он и сам растерялся при виде мента. Они ведь здесь никогда не стояли. Конечно, не ему бежать от милиционера. “Лучше, наверное, остановиться”,- подумал Сенька, переключил на нейтралку и сбросил газ.
Машина, прокатившись еще несколько метров, приткнулась у обочины. Гаишник притормозил рядом, громко зашуршав гравием, рассыпанным вдоль асфальта, слез с мотоцикла и подошел к ним.
- Так, так, ребятки, покататься, значит, надумали?- спросил он, заглядывая в салон.- Нет, нет, сидите, сидите,- сказал, заметив движение озорников.- Хотя нет. Ну-ка перебирайтесь все на заднее сиденье, живо!
Сеньке и Толику ничего не оставалось, как выполнить команду.
- Дяденька, дяденька, мы не хотели,- заныл сразу же Бряка, но милиционер пропустил его рев мимо ушей. Сенька и Толик повесили носы.
Милиционер связался с райотделом и сообщил о случившемся.
- Требуется помощь для транспортировки автомобиля. Как поняли?
- Понял вас хорошо. Скоро будем,- прошипело из рации.
Ребята сидели не шелохнувшись. Даже Бряка перестал ныть. Гаишник стал осматривать машину, глянул на номера. Что-то знакомое показалось ему в комбинации цифр. Он достал из бокового кармана блокнот и, полистав его, нашел нужную страницу. Еще раз взглянув на номерной знак, присвистнул от удивления и спрятал блокнот обратно. Затем подошел к задней дверце машины, открыл её, посмотрел внимательно на ребят и спросил:
- Ну, признавайтесь, у кого вы ее угнали?
На мальчуганов жалко было смотреть. У каждого была каша в голове. Прыща конечно же отец исполосует, как он это часто делает. Бряку с неделю не будут выпускать на улицу. Толику запретят играть на приставке.
- Что молчите?- опять спросил гаишник.
- Мы её не угоняли,- пробурчал едва слышно Сенька.- Мы её нашли.
- Так, так,- произнес милиционер, рассматривая ребят. Мороки кому-то прибавится. А вот хозяину радости: машина в целости и сохранности, ничего не снято, не скручено. Иные находят вообще без запчастей, а то и сгоревшими.
- Вы местные?- спросил гаишник, не сводя с парней глаз.
- Тутошние,- опять негромко произнес Сенька.
- И то хорошо,- милиционер повернул голову в сторону виднеющихся на горизонте домов. Со стороны поселка к ним уже приближался милицейский “уазик”.
- Вот и сопровождение. Сейчас проедем в райотдел, будем разбираться.
Гаишник отошел от машины и остановился на краю дороги. “Уазик” подъехал прямо к нему.
8
Когда Семенов вернулся из морга, Михайлов сидел в кабинете. Мать Кравченко осталась пока в коридоре.
- Мы прибыли,- сказал Михайлову Семенов.
- Как прошло опознание?
- Она узнала его. У него под левой мышкой была родинка.
- Как она?- спросил Михайлов, обдумывая, сейчас поговорить с матерью Кравченко или погодя.
- Крепенькая оказалась старушка: в обморок не падала. Сейчас вроде в норме. Позвать?
- Зови, будем беседовать.
Семенов выглянул в коридор и пригласил мать Кравченко зайти.
Это была еще не старая женщина. Однако судьба оставила на ней свой отпечаток. Мешки под глазами и складки в уголках рта. Щеки обвисли, лоб изборожден, волосы сыпались на её худые узкие плечи. Взгляд пустой и потухший. Она, наверное, многое в жизни повидала, много страдала. Теперь еще пережила сына, который к тому же умер не своей смертью.
Михайлов подумал, что лучше бы, конечно, перенести разговор: так сильно она была подавлена. Но когда еще выпадет случай? Да и слишком много накопилось невыясненных вопросов.
Из вежливости он сказал:
- Вы сможете со мной разговаривать или перенесем разговор на другой день?
- Да что там переносить,- выдавила из себя Кравченко.- Давайте уж сейчас.