– Отстаньте.
– Дурак ты, – он словно бы и не слышал. – Для того, думаешь, на свет появился?
– А вам-то почём знать?
– Почём, – во взгляде старика безошибочно читалось пренебрежение ко всему молодому, глупому и живому – такому, каким ему должен был видеться Ники с этим его пирсингом и прической «я у мамы вместо швабры».
– Не первый год как помер, чай… вот теперь и смотри на вас, балбесов, целую вечность. Вечность!
– А почему они вас не забрали? И Лиду с Петром тоже… – на лице Ники отразился слабый интерес.
– Они? Жнецы-то? – Макар, скривившись, разразился зловеще-старческим смехом. – Не помнят они про нас. Или не знают. Я так думаю: знать-то они знают, да хрен признают!
– Как так? Они же должны…
– Их дело – по списку идти, да знай себе вычеркивать. А кто застрял… да что толку?..
Сокрушенно махнув узловатой рукой, Макар исчез за стеной столовки. Никите показалось, что он слышит его недовольный голос, что-то выговаривающий Петру.
«Неужели отвязался?..»
Даже сквозь одежду Ники почувствовал холод мертвой щеки – это Лида устроила голову у него на плече, сжимая его руку тонкими короткими пальчиками; кожа ее на ощупь была, как мелованная бумага. Он покорно расслабился, позволяя призраку тянуть из себя крупицы жизненных сил. Из несметного количества одичалых от не-жизни духов одна только Лида вызывала чувство жалостливой симпатии и какой-никакой интерес – грустная, молчаливая и трогательно-беззащитная. Она почти никогда не говорила, лишь деликатно утоляла свой тактильный голод. Или же замирала напротив, с какой-то меланхоличной заинтересованностью разглядывая его. Изредка, выныривая из вязкого болотца рефлексии, Ники отвечал ей тем же.
Лида была миниатюрной, ростом - ему по плечо, на вид – одного с ним возраста. Лицо ее было… абстрактным: не красивым, не уродливым и даже не обычным. Волосы – пышные, вьющиеся, а оттенка - где-то между льном и туманом. Глаза – неопределенного, но очень темного цвета. И вся она была такой, словно бы ускользающим сквозь пальцы сгустком холодного воздуха…
«Да она же и есть сгусток холодного воздуха», – цинично подумал Ники.
– Да с чего ты вообще взял, что попадешь к ним? – голос Лиды был картонный, без эмоций, как у зомби.
– А почему бы и нет?
– Ты совсем на них не похож…
– Игорь тоже не похож, – отрезал Никита. – И если я не стану одним из них, то хотя бы сдохну.
– Не боишься? – в голосе ее проступило нечто, напоминающее презрительную насмешку.
– Смерти? Давно уже нет… Я хочу…
– Смерти плевать на то, что ты хочешь. Как и плевать на тех, от кого кровью не пахнет как-то по-особенному… Бойся-ка лучше провести вечность на собственных костях. Вечность!
Медленно разомкнув руки, она исчезла там же, где до этого ее дед.
– Бояться? Но… мне уже ничего не страшно… – это было сказано уже где-то между «здесь», и «там», и…
… и это его «ничего» было нигде.
***
– Я нахожу это весьма… забавным, – протянул Люциан. Вельд испытал совсем человеческое желание расквасить скупым ударом его ухмыляющиеся губы.
– Не смотри так на меня, Вальдемар. Прочувствуй-ка эти десять тонн иронии!
– Я и чувствую, господин наместник. Того гляди, с чувствами не справлюсь.
Люциан изобразил жеманную улыбочку, и перевел ядовитый взгляд на обманчиво безразличного Нейла.
– И что же нам с тобой делать, стажёр?
– Это не мне решать, господин наместник.