Я пишу на бумаге под ветвями старого дуба. Листья падают мне на волосы и плечи, лунный свет разливается по мокрой траве. И тишина сопутствует мне, ничто и никто не смеет её нарушить.
Ах, не люби меня, мой милый Друг,
Ведь я вампир и кровопийца,
Уйди неведомыми тропами, забрав и свет, и звук.
Ведь я лишь лицедейка и убийца.
Мне чувства чужды, о мальчик из ночных лесов,
Я пеленована ночною мглою,
У меня сто масок, сто голосов,
Но я побеждена одним тобою.
Твердила я тебе без устали, но ты не слушал:
Беги, глупец, как от потопа, от огня,
Я сокрушу тебя, разрушу твою душу.
Беги, беги ты от меня.
Ну, а тебе не важно, всё равно.
Ты вспыхиваешь и сгораешь,
Твердишь мне о любви сквозь бег часов
Пока я ухожу от чувств пожарищ.
Я в клочья разорву трепещущее сердце,
Хрусталю подобную сожру я душу,
Но лишь когда захлопывается дверца
О мальчик-лето, твой голос я всё время слышу.
И я кладу бумагу под корни дуба. И я знаю: письмо достигнет адресата. Сквозь время, сквозь пространство, сквозь пелену смерти. Слова настигнут его. Слова, что все эти годы так рвались нарушу, словно птицы в клетке.
Дуб шелестит, он готов поведать мне историю. И я с благодарностью слушаю её.
Когда-то оно было молодым цветущим деревцем. Соцветия его печально спускались к земле. И он слушал. Внимал каждому людскому слову в вечном своём молчании. На его ветви садились птицы, соловьи воспевали его красоту, а бабочки резвились около его ветвей. И уже тогда тут был дом, люди в белых халатах, поломанные дети. Его никто не замечал, ведь оно молчало, оно всегда молчало. И лишь девочка-весна с венком в седых волосах внимала его молчанию. Она знала истории, которые волны приносили на своих гребнях. Она была из безнадежных. Она тихо скончалась в клетке, о ней мало кто вспоминал, её имя теперь позабыли, лишь дуб хранит в себе её образ. В ту ночь, когда она умерла, распустились белые цветы, слишком белоснежные среди всей этой грязи. Белые, как и её волосы.
Я уснула в его корнях, убаюканная его историей. А ночью мне снится седая девочка. Она идет по лунной дорожке, уходит вверх по холму. Я иду за ней, но что-то мне мешает. Чьи-то руки вцепились мне в ноги и не дают уйти.
— Нет, так дело не пойдёт, — смеётся она, — Ты сначала избавься от цепей. И к тому же тебе рано к нам. Ты не одна из нас.
Я просыпаюсь утром в своей кровати. За окном моросит дождь. Чужачка, гонимая отовсюду. Так смешно и так обидно.
— И ты к ним бегаешь? — спрашивает Габриэль, — Беги отсюда, беги, не оглядываясь. Это место как болото. Оно затягивает.
Я не слушаю её. Иду завтракать.
А днём меня навещает Том. Мне невыносимо смотреть в его лицо. Мне хочется прогнать его, но он так смотрит на меня. Невыносимо. Его глазами можно вскрыть себе вены. Этими серыми, красивыми глазами.
— Я скучаю по нему. Я хочу к нему, — говорю я. Мой голос предательски дрожит, — Он так далеко. Так далеко.
— А я не вижу его даже во сне. Перед тем, как вы встретились, я видел его. И по его взгляду я понял: я потерял его. Совсем. Тогда он пришел попрощаться.
Смешно. Я бы предпочла его участь.