Моя мама была странная, потому что она и была той самой луной. А мой отец был солнцем. Она не досказала конец той печальной сказки. Сын солнца вынудил дочь луны выйти за него. Они сыграли оранжево-алую свадьбу. Она плакала, а он принимал её слёзы за падающие звёзды. Моя мама была странная, и мой отец для неё был странный. Она красиво грустила, а он считал смерть лишь глупой шуткой. Поэтому они не смогли поладить. Отец увёз меня в подоле, пытаясь согреть, но как можно пытаться согреть ту, что вскормлена космическим холодом?
— Алё? Земля-Диана, приём, приём!
То было лето. То была крыша, пение сверчков, терпкий запах вина и призрачное и едва уловимое ощущение бесконечного счастья. Они не замечали, какое счастье они истончают, как рядом с ними зажигается свет в тёмных сердцах. Возможно, это они бы заставили меня растаять, будь я с ними подольше. Но увы, эта красивая история должна была закончиться.
— Что? — встрепенулась я.
Доротея зажимала сигарету в зубах. Мой старший брат, Лео, рассказывал очередной анекдот, а Вивьен хохотала, как ненормальная. Роза закрыла глаза и старалась, похоже, силой мысли отогнать кружившую вокруг себя пчелу, а Джоэль ловил бабочку.
— Я говорю, вино будешь?
Доротея потрясла бутылкой перед моим носом. Я помотала головой. Она пожала плечами и разом осушила бутылку, хотя там итак было мало.
— Так не хочется выпускаться, — вдруг сказала Вивьен.
— Точняк, — согласился Лео, — Я чувствую себя птенцом, выброшенным из гнезда. Не знаю, куда идти и зачем.
— Значит, это наши последние беззаботные летние деньки, — потянулась Вивьен, — потом будет по-другому. Экзамены, работа… Диана, тебе два года осталось до выпуска. Цени это время. Оно пролетит, а ты даже не заметишь.
Я легла на металлическую поверхность, не успевшую остыть от полуденного палящего солнца. Над нашими головами, высоко в небе, пролетела птица. Так же стремительно, как это лето.
Это и впрямь было последнее лето свободы. Наполненное маревом, деревом померанца за окном, цветущими в саду азалиями, камелиями, мальвами и шафраном. А море тихо шумело, сверкая синевой между старыми домами, между которыми подобно флагам колыхалось белье. Погони друг за другом с братом по пляжу, запускание воздушных змеев и бумажных корабликов, посиделки с соседками на балконах, свесив ноги, плетение венков. А ещё походные песни у костра под гитару, жаренный маршмелоу, воздушный зефир, нуга и чай из одуванчиков. Ночью мы прятались под одеялом и рассказывали друг другу страшилки или читали книжку, подсвечивая фонариком. Почему-то не спорили из-за перевернутых страниц, потому что читали одновременно. И очень-очень долго, стараясь растянуть удовольствие. Нам казалось, что с последней перевёрнутой страницей лето закончится. Так одно и случилось. 258 страница, 31 августа 0:00. За 10 секунд мы прочитали последнее предложение. Символичная дата, символичные числа. И нулевое время. Мы одновременно подбежали к окну и распахнули его.
— Вот и обратился август сентябрём, — сказала я.
— Да… — пробормотал Лео, — Я даже чувствую аромат прелых листьев. Кстати, не хочешь анекдот про осень?
Мы натянуто смеялись, погружаясь в переплетения словесных конструкций, но в душе ощущали осенний холодок. И в душе понимали: всё изменится. Вместе с летом ушла беззаботность, которую мы ненадолго обрели. То лето было из тех немногих моментов, когда я чувствовала себя живой.
— Зимой хорошо, — сказала я скорее самой себе, чем Лео, — Зимой можно не притворятся, что ты живая. Утешительный холод сковывает твоё сердце, не утруждая тебя душевным терзанием. Да, зима — это моё время. Так почему я не рада?