Итак, мы приступили к работе. Среди больных меня привлек какой-то парень, про которого шепотом говорили, что он уже не жилец. Замкнутый, в шапочке и с тощими руками, исколотыми шприцем. Он казался смутно знакомым. Может, когда-то учились вместе? Что ж, в любом случае, жаль его видеть таким. Ухаживая за ним, я старалась его развлечь как могла, но он оставался угрюмым. Когда я развлекала других подростков, он оставался безучастным.
У него была тёплая кожа, учащенное дыхание и знакомый страх уколов. А ещё знакомая манера иронично изгибать бровь, знакомый какой-то северный акцент и нелюбовь к лазанье. В конце практики я наконец вспомнила: это был Дилан!
Догадка повергла меня в глубочайший шок. Он всегда был бодрым, бойким и наглым, один из первых на физре, быстро бегал и бил тоже очень сильно. Так что то, что он заболел, было немыслимым, а его вид казался сюрреалистичным и совершенно ему не подходящим. Нет, этого не может быть. Это невозможно. Но это было так. В его медкарте указано: «Дилан Лангрейв». И это было его лицо, только исхудавшее и без этой наглой ухмылки. И я не знала, как на это реагировать. Он основательно испортил мне жизнь, но всё-таки он человек. Пусть и нехороший, но всё-таки. Жизнь его уже покарала, а я медсестра и не могу радоваться чужой болезни. Интересно, он узнал меня?
В последний день я всё-таки спросила, помнит ли он девочку, которую дразнил в школе.
— Я много кого дразнил, — сварливо ответил он, — Я че, каждого помнить должен? У меня итак память совсем никакая.
Вот так. Для меня он герой моих ночных кошмаров, а для него я одна из многих, без лица и имени.
Потом началась зимняя сессия, я ночи напролет проводила в колледжской и городской библиотеке и больше не могла так беззаботно гулять до рассвета. Я смотрела на пустынный пляж и мне становилось грустно. Каждый вечер смотрела перед тем, как вернуться домой.
В один из таких вечеров позади меня послышалось шуршание. Я резко обернулась. Дилан бежал по пляжу, его расстегнутый бежевый плащ развевался. Там не носили больничных пижам, так что нельзя было догадаться, что он сбежавший пациент.
— Дилан? Куда ты?
Я побежала за ним. Он сбросил кеды и босиком зашел в море. Вода едва заметно окрасилась в красный.
— У тебя кровь?
— Да просто мозоли натер.
Я встала рядом с ним. Мои туфли были рядом с его кроссовками, как и носки. Он задрал джинсы и зашел дальше, глядя вперед сощуренными и покрасневшими глазами.
— Я сбежал, — повернулся он ко мне, улыбнувшись.
Лучи заходящего солнца окрашивали его кожу и торчащие из-под шапки пряди волос в цвет граната.
— Почему?
— Не знаю, захотелось.
Он затрясся от смеха.
— Ты, наверное, думаешь: «что за дебил». Но я ведь и впрямь дебил. И останусь им даже на пороге смерти.
Я не нашлась с ответом.
— Я, блин, умираю. Я хочу кататься на торговых тележках, нырять в поисках жемчуга и дельфинов, жрать осьминогов и гонять на машине с открытой крышей, а не сидеть в больнице в окружении медсестер, которые тебе разве что еду не разжевывают.
— Давай это сделаем, — неожиданно для самой себя сказала я.
— Ныряем! — обрадовался Дилан, — Прямо в одежде. Избавь меня от необходимости созерцать твои телеса.
И мы нырнули. Проплыли под катамараном, едва не угодив под катер. Вынырнули и рассмеялись: кому приспичило покататься этой ночью? А потом обнаружили, что заплыли далеко за буйки и быстро поплыли обратно.
Болтаясь в воде, мы встречали рассвет. Поднимающееся из-за моря солнце слепило глаза и грело мокрые загорелые плечи. Это был первый день весны.
Нам стало холодно и мы вылезли из воды, мелко дрожа. Отряхнулись, отжали одежду и объявились в кафе моей семьи, прямо в помещение. Сидя возле кухни, из которой шло тепло, мы наблюдали, как к нам подошел отец и поставил по стакану горячего кленового сиропа и бутерброд с клубничным вареньем.
— Вкус, как в детстве, — мечтательно сказал Дилан.
— Этим славится наше кафе, — с гордостью сказала я, — Только оригинальные рецепты бабушек и классический стиль приготовления.
— Да нет, я просто ел здесь.
Мы прыснули. И я готова была забыть, что Дилан был моим врагом.
— Я пойду, — потянулся Дилан, взглянув на часы, — А то сейчас мисс Розен придет, а меня нет.
Он повернулся ко мне и вдруг тепло улыбнулся.
— Спасибо, эээ…
— Нора.
— Да. Нора. Честно, спасибо. Я давно так не веселился. Знаешь, твоё имя звучит как-то знакомо. Но это неважно.
Он наклонился и поцеловал меня в лоб. И ушел, растаяв в лучах утреннего солнца.
На следующую ночь он снова сбежал. И я снова увидела его на берегу пляжа.