— Мира!
Мирабелла вскочила, но гримуара при ней не было, а на память не приходило ни одного заклинания. Что ей теперь делать? Как помочь? Что она может против ужасного монстра из тьмы?
А впрочем, стоять на месте она тоже не могла.
Бросившись к чудовищу, Мира подпрыгнула и схватилась за его шею ногами, руками сжала ему челюсти, и заглянула в красные, злые, злобные глаза. На глубине этих глаз Мира вдруг на секунду увидела что-то странное, что-то близкое к человеческому, что-то, похожее на раскаяние, но рассмотреть толком не успела: чудовище качнулось, Катрин жалобно вскрикнула у его ног, огромные челюсти разомкнулись, несмотря на попытку Мирабеллы сдержать их, а в голову монстра вонзилась стрела. Он застонал, завалился на бок, и Мира больно ударилась плечом, но даже не пискнула. Подняв глаза, она увидела, что из окна стрелял Доменико.
— Все на защиту герцогини! — вскрикнул он, хотя его лицо было бледно от боли. Мирабелла улыбнулась, но тут же вспомнила о нежной Катрин и бросилась к ней. Чудовище наступило ей на ногу и сломало ее своим весом, да еще Катрин сама себя оцарапала шпагой, но в остальном была в порядке.
— Нельзя медлить! — горячо проговорила Мира, убедившись, что Катрин в порядке. — Где гримуар Алисы? Я должна помочь друзьям в бою?
— Вы уверены, милая герцогиня? Это смертельно опасно! — прошептала нежная Катрин, схватив ее за руки. — Одумайтесь…
— Сегодня я уже умерла один раз, — с улыбкой сказала Мирабелла. — И смерть меня больше не страшит. Меня страшит лишь участь моих любимых друзей…
Из дома выбежала Беатрис, бледная и перепуганная. В ее тонких руках был Алисин гримуар.
Мирабелла поцеловала ее в щеку и со всех ног бросилась обратно на поле боя. Друзья были вынуждены уступать к поместью, ведь монстров было гораздо больше, чем их, и некоторые были ранены, а барон фон Браун вообще размахивал саблей в левой руке, ведь правую ему откусили ужасные чудовища; но Мира без страха нырнула в самую гущу битвы, туда, где от черных монструозных тел не было видно ни земли, ни неба, и там принялась читать заклинание, с трудом различая фразы на раскрытых страницах гримуара:
— И ночью, и днем, на страже я света,
Ни награды не нужно, ни строчек поэта,
Не нужно венца, не желаю я нимба,
Засиять не стремлюсь на вершине олимпа,
Не нужно мне почестей, не зовусь я героем,
Бесславно борюсь, что ни день, с людским горем,
Одного лишь желаю за свою помощь я:
Чтоб по просьбе моей засияла луна!
И с последними словами заклинания тучи рассеялись, а поле боя осветил нежный, холодный свет луны, и черные чудовища, освещенные им, исчезли, словно их и не было. Свет снова поборол тьму.
Мира подняла глаза от гримуара и увидела Алису. Ее лицо было перекошено от злобы.
— Кем ты себя возомнила? — крикнула Алиса, оскалив зубы. — Ты — чернь! Ты не смеешь противиться воле Инквизиции, не смеешь противиться моей воле! Ты должна умереть!
Мира смотрела на ее изуродованное гневом лицо и понимала, что Алиса всего лишь жалкое, злое дитя, в котором нет и толики благородства. Нет, ей подчиниться Мира не могла. Может быть, она заслуживала наказания. Но Алиса не была беспристрастна. Алиса была зла.
Оззи подошел к ней, держа в зубах ее гримуар. Мира взглянула на него, захлопнула гримуар Алисы и бросила его ей.
— Инквизиция мне не указ! — громко, уверенно сказала она, приняв из челюстей хранителя свою книгу. — Если ты хочешь поквитаться лично со мной, приходи потом, Алиса.
Алиса бросилась к гримуару, подхватила его, прижала к себе. В ее глазах было столько ненависти, что в ней можно было бы утопить весь мир, и Мира с улыбкой сказала себе, что та ненависть, которую она накапливала в себе всю жизнь, и рядом не стояла с ненавистью Алисы.