Они казались пораженными, но это не удержало Беккета от комментария:
— Люди не светятся, просто чтобы вы знали.
Я могла бы сказать ему что-нибудь колкое в ответ, но Шолто погладил меня по волосам и вновь поцеловал, и все остальное перестало иметь значение, кроме необходимости подарить свое внимание мужчине в моих объятиях.
Глава 35
Мы спешно проходили мимо сидхов. Одни выглядели изумленными, другие… на ум приходит только «голодными». Все они провожали нас взглядом, у Неблагих не принято отворачиваться в такие моменты. На самом деле, среди всех фейри считается оскорблением, если кто-то старается выглядеть привлекательным и сексуальным, а ты не обращаешь на это внимание, так вот нас никто не оскорбил.
Мы с Шолто едва успели добраться до спальни, прежде чем начать срывать друг с друга одежду. Согласно культуре фейри, мы могли бы раздеться перед стражами, и это было бы нормальным. Это у людей нагота — табу, Благой и Неблагой двор придерживается мнения фейри в целом: обнаженный — значит просто без одежды, это ни хорошо, ни плохо.
Я отбросила пиджак Купера в сторону, чтобы не помять его и не испачкать. Мысли я трезво, вернула бы его ему до того, как мы отправились в спальню, но я ни о чем думать не могла. Лишь руки, губы, тяжесть тела Шолто надо мной, вжимающего меня в кровать. Не время размышлять, время почувствовать его гладкую кожу кончиками своих пальцев, мускулы под моими ладонями. Шолто с нетерпением стянул мой топ через голову, открывая своему взгляду грудь в кружевном лифчике, что я выбрала для него.
— Твоя грудь и прежде была прекрасна, а теперь она поразительна, — произнес он тихим голосом, почти с придыханием, так люди говорят в музее перед произведением искусства.
— Надеюсь, она не останется такой большой, — сказала я, опустив взгляд на такое возвышающееся добро сливочного цвета, какое не думала, что когда-нибудь увижу на своем теле.
Он покачал головой, и его светлые волосы заскользили по темной ткани одежды.
— Нет, Мередит, она красива, ты красива.
— Я просто не привыкла к такой большой. Прохожу мимо зеркала и вздрагиваю. Живота больше нет, а грудь так и осталась, — сказала я и рассмеялась.
Он поднял свой пристальный взгляд к моим глазам. Сияние его глаз сейчас ослабло до слабого свечения, словно догоревший к ночи костер с тлеющими в сердце очага дровами.
— Не важно, останется твоя грудь такого потрясающего размера или снова станет прекрасными деликатными холмами, она, как и ты сама, останется соблазнительной.
Я и не осознавала прежде, что меня все еще беспокоит, как сильно изменилось мое тело. Но ведь хочется кормить грудью, особенно такую малышку как Брилуэн, у которой не усваивается детская смесь. Я сцедила для нее молока, прежде чем отправится на это небольшое секс-свидание. Других в крайнем случае можно покормить смесью, но не Бри. Молочные смеси вовсе не были натуральными, поэтому безопасным для нее было только молоко.
— Такая серьезность на лице, Мередит. Какие мысли заставили потухнут свет твоих глаз?
Я вздохнула.
— О детях, в частности о Брилуэн.
Я подняла взгляд, коснувшись его рук, которыми он упирался по обе стороны от меня, сидя при этом на краю кровати, свесив ноги.
— Прости, Шолто, ты не заслуживаешь того, чтобы я отвлекалась. Будет ли странным сказать, что мы впервые так надолго с тройняшками расстались, и я одновременно и взбудоражена этим временем, и скучаю по ним. Бессмыслица какая-то, правда?
Он улыбнулся с такой нежностью. Интересно, мог ли еще кто-то, кроме меня, видеть эту его особенную улыбку?
— Значит ты будешь хорошей матерью, ты уже хорошая мама. У тебя, как бы это сказать, правильный подход к материнству.
Он вдруг стал очень серьезный, почти печальный.
Я скользнула ладонями вверх-вниз по его обнаженным рукам, он снял свою тунику почти в средневековом стиле и остался в очень современной черной майке. Из тех, что больше подходили для тренировок, нежели для повседневной носки, но благодаря тянущемуся материалу, она как перчатка облегала его мускулистый торс и была заправлена в черные брюки, под стать сброшенной на пол тунике.
— Отчего теперь на твоем лице эта серьезность? — поинтересовалась я.
Он взглянул на меня с улыбкой, но было в ней что-то нерадостное.