Я поцеловала его ладонь и отвела в сторону своей рукой, чтобы сказать:
— Для меня большая честь занимать такое место в твоем сердце, Шолто.
— Похоже на начало речи «давай будем просто друзьями».
Я на это рассмеялась, а Шолто выглядел озадаченным.
— О нет, Шолто, я не хочу быть просто друзьями с тобой. Мне нравится то, что у нас есть сейчас. Нравятся все то, что мы делаем в спальне, что никто другой не может повторить, потому что больше ни у кого нет такого разнообразия в арсенале, как у тебя.
Он рассмеялся, и звук этот был счастливым и каким-то очень мужским. Я любила слушать смех мужчин, когда они были настолько счастливы, что не заботились о том, как выглядят со стороны и кто их может услышать. Хорошо, что так, ведь я, вероятно, буду окружена мужчинами до конца своих дней.
— От того, что ты перечисляешь мои особенности, как часть того, что ты любишь во мне, заставляет меня еще сильнее влюбляться в тебя.
— Это хорошо, потому что мне нравится, что ты хочешь показать всем малышам свое королевство. Нравится, что ты проводишь в детской больше времени, чем половина других мужчин, хотя при этом даже не живешь с нами в доме. Мне нравится наблюдать за твоим лицом, когда мы одни, видеть на нем столь много эмоций, чего не увидишь при дворе или в присутствии посторонних. Люблю выражение твоего лица, когда ты держишь на руках малышей. Люблю, когда ты обнимаешь меня, люблю слушать биение твоего сердца, прислонившись щекой к твоей груди.
— И Рис с Галеном, должно быть, на это сказали бы: «Но ты не влюблена в меня».
— Но и ты не влюблен в меня, — сказала я.
— Это так, — подтвердил он и снова притянул меня ближе к себе. — Как не влюблены и они, не просто любить сильнее, чем любят тебя.
Я прильнула к его телу со словами:
— Похоже на личный опыт.
— Так и есть. Я не раз по уши влюблялся в знатных дам обоих дворов, но я был Извращенной Тварью Королевы, как Дойл был ее Мраком, а Холод ее Убийственным Холодом. Я боялся услышать однажды ее: «Где моя Тварь? Приведите мне мою Тварь!», когда она пожелает отправить слуа запугать или убить своих врагов. — Он обнял меня крепче, сказав: — Пока у меня не появилась ты, Мередит, я боялся превратиться просто в Тварь Королевы.
— Дойл — Мрак Королевы, — мягко сказала я.
— Да, но слова Королевы: «Где мой Мрак? Приведите ко мне моего Мрака!» — пугающие и романтичные, а затем от его руки кто-то истекает кровью или погибает.
— При виде тебя и твоего войска в полной его силе люди теряют рассудок, многие так же истекают кровью, многие так же погибают.
— Что это за старая поговорка: «Слово не обух — в лоб не бьет»? Те, кто говорят так, не понимают силу слов. Слова могу ранить глубже ножа, ударить сильнее кулака, задеть то, чего невозможно достать физически, и раны, нанесенные словами, могут никогда не затянуться, потому что с каждым вновь брошенным словом, навешенным ярлыком, ты вновь начинаешь истекать кровью. Слова похожи на хлыст, который с каждым новым ударом сдирает мясо с костей, только вот на теле не остается открытой раны, которую можно предъявить миру, поэтому все полагают, что тебе и не больно вовсе, тогда как ты умираешь изнутри.
Я обняла его так крепко, как могла.