Первые два дня ангел не отходила от постели крепко спящего Георгия. Уж лучше пусть люди чутко спят, просыпаясь от каждого шороха, чем так, думала Мария.
Немудрено, что они запутались в мыслях и желаниях. Здесь даже время умудряется нестись, неспешно ползя по обочине. Как это возможно, что день так быстро завершается, сменяясь ночью, когда так медленно тянется лично для меня? Не лучше ли было бы помнить о предыдущих заданиях, чтобы не задаваться каждый раз одними и теми же вопросами? Впрочем, о чем это я? Для задач хватает, как правило, половины человеческих суток. За это время никто не успел бы отравиться этим странным воздухом, этими мыслями. Но не потому ли черти так близки мыслями и взглядами людям? В этом их слабость или их сила? Опыт им это дает или заставляет повторяться, ослабевая от этого?
Часы напролет она молилась. Сначала о возвращении черта, как ни парадоксально это звучит. Позже о выздоровлении Георгия, хотя понимала, что это глупо. А когда совсем отчаялась, стала молиться о здравии всего мира. Ей казалось, что переживания за живого человека и ее саму сделали уже человеком, то есть существом уязвимым. Ведь только в этом и разница между потусторонним и земным: в силе и слабости – как много человеку мало. Но не потому ли им самим не нужно много, что у них есть возможность иметь все? Людям нужно все или уверенность, что все у них может быть? Как разобраться, когда они такие разные и так похожи между собой?
В конце первого дня она перестала молиться, задумавшись, не накличет ли этим на себя беду. Неужели и я стала думать о себе больше, чем о других? Что не так с этим миром, с его обитателями? Или... что не так с нами? Почему мы так сильно разнимся, тогда как черти почти ничем от людей не отличаются? Не в этом ли кроется секрет притяжения людей к ним? Они ищут и находят себе подобных, а мы... Мы слишком далеко от них. Недостижимо.
Второй день принес Марии новые ощущения и опыт. Теперь она еще больше удивлялась свойствам времени на земле. «Я неправильно его распределяю», – сердилась она на себя, знакомясь с человеческими потребностями на личном опыте.
Наблюдая теперь жизнь человеческую не со стороны, как раньше, а в непосредственной близости, она и сама понемногу думала, как Зигмунд Фрейд, утверждавший, что задача – сделать человека счастливым – не входила в план сотворения мира. То есть фактически соглашалась с утверждениями черта, а значит, и самого Дьявола. Одно дело – быстренько спасти чью-то душу и вернуться в рай, и совсем другое – два дня подряд провести на земле и столько увидеть, сколько даже в ангельской голове не укладывалось.