Принцесса совладала с плечевым поясом, разобралась как фиксировать живот и не захлебываясь брать дыхание в перерывах между музыкальными фразами. В результате она стала лучше понимать из чего, собственно, состоит: незнакомые ей доселе мышцы обрели имена и норов, суставы поделились особенностями своей конструкции, а внутренние органы, покряхтев, приспособились вовремя ужиматься и отбегать в сторонку ради правильного воздушного столба.
Было ощущение, что принцессу разобрали, смазали и собрали обратно, благодаря чему она чувствовала легкость, гибкость, точность и четкость движений. Принцесса расцвела и похорошела. Возможно, расцвету способствовали не только упражнения, но принцесса предпочитала самой себе в этом не признаваться.
В каждом из достижений принцессы важную роль играл, разумеется, вклад господина учителя:
— Ваше Высочество, пожалуйста, не опускайте кисть! — и его твердые пальцы аккуратно, но непреклонно ложились на ее запястье.
— Ваше Высочество, держите темп: пам-пам-там-пам! — и он легко отстукивал на ее плече шаги и развороты пастушка на лугу.
Сложнее всего принцессе приходилось, когда он вставал сзади так, что его дыхание шевелило ее локоны, и, поддерживая ей локти, негромко пропевал прямо в ухо все козочкины прыжки по крыше.
— Ваше Высочество, ноты надо записывать на одном расстоянии друг от друга, — говорил он, склонившись над скрипевшей пером принцессой. — И музыкальный знак вы, простите, выгнули не в ту сторону!
— Жаль, а так хорошо вышел! — отвечала принцесса, пыхтя от усердия. — Кто вообще придумал такие закорючки?
— Ваше Высочество…
— Лина! — не выдержала принцесса, — когда мы наедине, называйте меня «Лина»! Я позволяю! Это сэкономит нам массу времени!
Лавайенн сделал паузу, видимо, пробуя мысленно составить фразу-другую без ее титула, потом галантно поклонился, не сводя с нее потаенно улыбающихся глаз:
— Как скажете, Лина!
Прощаясь в конце одного из уроков, принцесса, особо взбудораженная успехом в исполнении новой пьесы, привстала на цыпочки и легко коснулась щеки Лавайенна своей щекой:
— Благодарю!
На следующем занятии, Лавайенн, закрыл дверь за вошедшей принцессой, взял ее за плечи и коснулся щеки щекой в ответном жесте:
— Здравствуйте, Лина! — он тут же отступил и дополнил все это поклоном.
У принцессы что-то лопнуло в подвздошье и разбежалось теплом по телу. Она определенно этого не позволяла и теперь, пытаясь усмирить мелко вздрагивающие ноздри, пыталась сообразить — надо ли это запрещать? Внезапно неприятно дернуло левую руку, как бывает, когда неудачно ударишься локтем об угол, только не от локтя вниз, а наоборот вверх от кисти. Принцесса тряхнула ладонью и решила не запрещать.
Уроки стали наполнены не только совместной работой, шутками и хорошим настроением, но и тысячами мелочей обостренного взаимного внимания. Принцессу смешило, что иногда она сама себе напоминала лань, которая как бы стремглав мчится в лес, а сама тянется к яблоку в руке человека, а иногда кошку, которая как бы спит, а сама караулит, когда кухарка отвернется от колбасы.
Иногда же принцесса напоминала себе всех известных ей животных одновременно. В такие моменты ее смуглые щеки розовели, ладони нагревались, а воздушный столб внутри вибрировал от ударов сердца, как медный суповой чан на замковой кухне, если уронить в него чугунную сковородку. Случалось и такое.
Будущее и прошлое поблекли и перестали казаться настоящими. На уроках принцесса цвела, между ними вспоминала прошедший и предвкушала предстоящий, истощая запасы терпения до скрежета по сухому дну. Она ни разу не подумала, к чему это все может привести. За все это время она, кажется, вообще, ни разу не думала. Ни о чем. Думать утомительно и, вообще, мешает!
На прошлом занятии, Лавайенн, уже согласно принятой между ними традиции, прощаясь, взял ее за плечи и хотел потянуться к ней щекой, но они случайно зацепились взглядами и застыли. Пауза натягивалась как тугой ивовый лук.