Процессия остановилась, Клиф подскочил откинуть ступенечку кареты, принцесса сошла на землю. Кузница, похожа на гигантский изломанный сарай, дымила в светлое небо сразу несколькими трубами. Скорее, это были три или четыре разновеликих сарая, сложным образом упиравшихся друг в друга, перекрытые там и сям длинными навесами. Части стен не было, и на их месте открывались темные глубины, в которых перемещались люди, слышались удары железа. От кузницы в сторону дороги по снегу тянулись темные языки копоти. Поодаль, дальше по берегу, виднелся крестьянский дом и какие-то служебные постройки.
— Барон Гарт приехал! Его Светлость приехали! — побежал из одной темной дыры в другую какойто мальчик.
Навстречу гостям из кузницы вышли мастеровые, сам мастер по имени Кохт оказался высоким сухим стариком с длинными седыми локонами. Он поклонился спешившемуся Элладайну:
— Здравствуйте, Ваша Светлость.
Клиф повел лошадей к коновязи, кучер погнал карету к дому, а фрейлина Лавейна громко объявила о прибытии наследной принцессы так, словно они явились с визитом в чей-то дворец. Это вызвало в публике переполох, попытки поправить кожаный фартук и отереть с лица угольные разводы. Стало не чище, но равномернее. Принцесса, привычно удерживаясь от усмешки, приветствовала народ кивком.
Мастер Кохт быстро разогнал всех заниматься делом, хотя принцесса вплоть до отъезда то и дело замечала торчащие из-за углов мальчишеске — и не только — глаза.
— Нам нужен меч для Ее Высочества. — сказал Элладайн. — Для дела.
— О как! — мастер пожевал губами. — Если для дела, нужна настоящая вещь. Пойдемте-ка, пойдемте.
Они прошли в одно из отделений кузницы. Слева в глубине два здоровых мужика работали у гудящей печи до того замазанной глиной, что было неясно какой она формы. У сипящих мехов, разгоняющих жар в печи, стоял парнишка. Один мужик клещами доставал из жерла печи огненную болванку и клал на наковальню, а второй охаживал ее молотом. При появлении принцессы все трое на нее обернулись. Некоторое время они пытались продолжить работу с вывернутыми шеями, но попадать по болванке так было неизмеримо тружнее. Мастер Кох закряхтел и махнул им рукой, чтобы они друг друга не покалечили или не попортили материал. Работники отложили инструмент и ушли, мальчик растворился в тени у дальней стены. Мастер направился туда же, но сразу вернулся.
— Есть у меня кое-что. Четыре витых прута, две основы крестом, все в девятьсот слоев! — он двумя руками протянул на свет заготовку меча. — Железо брал хорошее, на севере.
Что бы не имел в виду мастер, заготовка принцессу не впечатлила. Выглядела она как длинный узкий брусок металла тусклого серого цвета с темными разводами, на одном конце которого был четырехгранный отросток. Принцесса подняла брови.
— Это, Ваше Высочество, заготовочка только. Возьмите-ка.
Принцесса взялась за отросток. Палка была тяжелая и тут же ткнулась концом в землю. Принцесса с усилием подняла ее, задействовав вторую руку.
— Ага, ага! — довольно сказал мастер и заготовку забрал. — Четверушечку подузим.
Он забрал заготовку и вышел с каким-то мечом, тоже не особенно изящного вида.
— А это вот? Поработайте-ка чуток.
У меча, во всяком случае, был баланс, и он в землю не тыкался. Принцесса, старательно припоминая то, что успела ухватить на тренировке сделала колющий выпад, сменила стойку, взмахнула и рубанула от плеча.
— Тяжелый.
— Вижу, вижу! — мастер определенно был рад.
Он забрал меч, положил его на большую колоду, заменявшую стол, и обернулся к принцессе с веревочкой в руках.
— Позвольте ручку вашу вперед! — сказал мастер, осторожно, но крепко, беря ее за руку, и вдруг крикнул, — Бушка, подь сюда!
Некоторое время принцесса принимала разные позы, а мастер Кохт прикладывал веревочку к разным ее частям: от плеча до запястья, от локтя до кончиков пальцев, от пояса до земли и так далее. Каждый раз он диктовал какие-то «осьмушки», «полкулачка» или даже «шесть без кончика», а явившийся из тени Бушка старательно записывал это углем на желтой оструганной доске. Похоже было, что принцессу ожидает не меч, а по меньшей мере парадное платье.
Очередной раз повернувшись к мастеру нужным ему в тот момент местом принцесса оказалась лицом к Элладайну и фрейлине и вдруг увидела, что Лавейна улыбается.
— Ого! — сказала она хором с внутренним голосом, потому что улыбалась фрейлина не просто так, а конкретно рыцарю Элладайну.
Лавейна была шестой, а может и седьмой, дочерью бедного барона, приданого за ней не водилось, а личного обаяния, видимо, для замужества не хватало. Так она до своих тридцати во фрейлинах принцессы и осталась. И теперь — добро пожаловать, понимаешь, в Эддонвен! — гляньте-ка на нее! Устраивает свое счастье!
Мастер Кохт развернул принцессу к фрейлине той стороной, на которой не было глаз. Принцесса встревоженно нахмурилась — то выражение лица, когда брови и губы стягиваются в направлении кончика носа. Не то, чтобы она была против личного счастья фрейлины… Вообще, она совсем не против, но не конкретно в случае с Элладайном!