Курица была невысокой, полной тёткой. По всему видать не шибко-то умной. Разве соображающего кого Курицей обзовут? А тут всех по справедливости вроде как называли. Курица учила кое-чему из алхимии, но больше тут была за няньку и кухарку. Кормила на убой и добрая была, что злиться на неё и не позлишься — за что?
Из-за этого обиднее прям, иной раз, выходило.
— Что ты сотворить хоть пытался?
— Аа, кварц… простецкий же, — как бы оправдываясь и сетуя, сказал он. — Состав вообще тьфу! Да я столько изучил, а результат пшик.
— Ну, не расстраивайся, ещё пару годочков пройдёт, силёнок прибавится…
— Да я только это и слышу! Надоело! А что я сейчас? Ноль, что ли?
— Дурачок ты, вот что, — сказала она, поставив перед ним миску с густой похлёбкой какой-то, прям как из книжки исторической сняла. — Ешь давай. Ещё ведь заниматься побежишь.
Он стал вяло есть, внутренне нахмурившись. Чего хорошего, что его вечно раскормить хотят? Прям вот силы появятся. Они и так есть. Просто он человек. Не великий, не легендарный Древний.
«Чего-то мне недоговорили ещё. Чую, вот прямо чую, что чего-то не додали. Как они сами это проворачивают? Солька создаёт такие камни и минералы — красота, а ей что? Да даже за двадцать с большим хвостом не заступило. Скульптор с материей играется, завидка меня так и берёт, как он это делает. Хотя он, конечно, не мальчик, не как я, но всё равно… Почему я так мало могу?»
Шум шагов оповестил, что занятия окончились, адепты высыпали в коридоры и залы, кто-то заплыл на кухню, Курица сразу захлопотала и оставила наконец Школяра, а то сидела напротив и блюла, ест он или нет.
Он какое-то время ещё посидел, потом вскочил, как ужаленный, вспомнив о важном. Подлетел к столу с выпечкой, выхватил вкуснющую булку, ещё тёплую и ароматную, и помчался в коридор. Сердце у него бешено стучало. Чуть не забыл про план! Сегодня же непременно! Обязан!
Перерыв в занятиях. У адептов был час времени отдохнуть, но никто не разбегался: кто-то искал уголок в библиотеке, кто-то в зале для переписывания и ведения записей, кто-то обедал, кто-то выбирался в сад, а кто-то шёл практиковаться в залы. А он шагал к центральной секции библиотеки. Вульгарно, с булкой. Внутренне он трясся до самых пяток и до глупости был счастлив. Лишь бы перехватить Галочку перед входом, звать её вслед будет совсем уж смешно и неловко.
Ему повезло. Девушка стояла в коридоре и что-то записывала в свой дневник чародея прям на весу. Мысль, стало быть, в пути настигла! Как это на него тоже похоже!
Сегодня Галочка как всегда была в чёрном: узкое платье с горлышком, длинные рукава, блестящие серебряные пуговицы и пряжки. Длинные-длинные волосы заплетены в толстую косу, а коса закручена сзади в тугой и сложный узел. Строгая, собранная и не обращающая внимания на ерунду.
Школяр набрал в грудь воздуха и заговорил (голос предательски сорвался):
— Я… я вот… самый вкусный забрал.
Галка посмотрела на него не то с опаской, не то с обидным вопросом. Он схватил ртом воздух, чувствуя, что уши у него уже горят, и добавил:
— Тебе принёс.
И протянул восхитительную булку, любовно завёрнутую в салфеточку.
Галка нахмурила красивые бровки (а у неё всё красивое было, по его мнению) и сказала:
— Не нужно.
Впору было понурить плечи, что Школяр и сделал. Вокруг активно зашептались. А Галочка ушла с чинным и неприступным видом.
— Ну… ты знаешь… Она очень вкусная! И… я хотел тебя угостить, — пролепетал он себе под ноги.
Так он и остался стоять, как дурак, с булкой в руках.
Отшили в лучшем виде. О, жестокая Галочка.
«Но под конец ей стало меня немножко жалко, я уверен, я видел…»
Он поплёлся прочь от библиотеки. И буквально через пару шагов в него врезалось что-то твёрдое, жёсткое и невидимое, в следующий миг булку из руки выдернули, а под зад отвесили хорошего и обидного пинка.
Он шлёпнулся и больно припечатался подбородком, зарычал, разворачиваясь. Саранча звонко и противно смеялась, победно держа булку.
— Ишь, на кого нацелился! — с издёвкой протянула она. — Губёшки-то закатай, неудачник.