— За что? — заскулил он, повернувшись на бок и потирая ушибленное лицо, глянул на Саранчу.
— Ты хотел улизнуть. Хотел остаться там на всю ночь и дольше.
— Нет.
— Хотел-хотел! Трус! Ты всё хуже и хуже!
Он зло скрипнул зубами. Сестра воинственно задрала подбородок, в презрительном и злобном взгляде так и читалось: давай, ударь в ответ!
— Тебе не мешало бы поработать над своим характером, — проворчал он.
На лице сестры появилось разочарование.
— Я ведьма, Найдж, а ведьме положено быть злой.
— Нашла, чем хвастаться.
— Я ведьма, а ты — хрень на палочке! — шагнув и схватив его за грудки, прорычала она ему в лицо. — Всё никак не очнёшься.
Тут она, похоже, рассмотрела, что футболка у него залита кровью.
— Снова надрывался? Дурак.
Он оттолкнул её и поднялся, раздражённо посмотрел сверху вниз, мстительно даже. Однако Саранчу это только больше разозлило.
— На кой чёрт ты этой ерундой занимаешься? Ты! Ты, блин, кто способен на большее!
— Я занимаюсь тем, чем хочу, — одёрнул её он. — Кажется, это одна из догм Ковена.
Саранча разъярённо всплеснула руками и схватила его под руку, потащила по улице с удивительной для её росточка и комплекции силой.
— Дебил! Какой ж ты дебил! — рычала она, а он флегматично думал, толкнуть её-таки в спину или пусть тащит дальше.
Агата давно и безнадёжно хотела с ним подраться, но он никогда не поддавался. Смысл, если она и без ответа частенько его избивает?
— Ненавижу тебя! Ненавижу больше всего на свете!
— Я знаю… плачу тем же… Не тяни.
Она рванула его, оторвала от земли и перекинула через плечо, долбанув плашмя об брусчатку и выбив из него дух. Да, Саранча навострилась в использовании своего дара, ничего не скажешь.
— Бесишь!
Ему было чертовски больно и перед глазами всё потемнело и расплылось, но Школяр всё же выдал как можно спокойнее:
— Вряд ли Леда просила меня бить.
Агату перекосило.
— И маме не понравится моё разбитое лицо.
Агату перекосило ещё больше.
— Вот никогда ты не думаешь…
Он осёкся, уставившись на подошву ботинка, зависшего над лицом.
А, конечно, она всегда-всегда хотела его раздавить. Или выдавить вон, он знал. Ей никогда не хватало ума оценить возможные последствия, но что-то её всё же удерживало. Интересно, что же это было?
Так и сейчас Агата топнула рядом с его головой и, круто развернувшись, зашагала вперёд, бросив на ходу, что он без труда может себя подлечить.
Он посмотрел на небо. Чёрное, ровное и украшенное звёздочками. От брусчатки тянуло лютым холодом — март выдался промозглым и с проливными дождями. В голове пронеслась шальная мысль: если он простудится, сильно заболеет, позволят ли ему спешить? Конечно, до совершеннолетия меньше месяца, но разве мать так запросто его отпустит на волю? Скорее, она Агату выставит, а его ни за что. Когда же наступит тот момент, когда он сможет сопротивляться? Когда сможет уйти? Когда все вокруг сочтут, что пора, что он вырос?