— Все верно. Я рада, дочь моя, что вы это усвоили. Думаю, вам стоит знать, что этот человек очень зол и опасен, что его стоит остерегаться. Равных ему в Талиге, а может быть и во всей Кэртиане нет.
Рейчел молча пожала плечами — откуда ей знать? А пугаться не выясненных до конца фактов не хотелось, это бессмысленно. Был бы Рокэ Алва настолько жесток и коварен, как про него говорят, то прислал бы отряды кэналлийцев для разрушения надорского замка и зверского уничтожения всех его жителей. Или велел бы забрать ее, Рейчел, а точнее герцога Ричарда Окделла в столицу, как заложника. Но ничего из этого не случилось, а значит, характер убийцы отца не так и ужасен. Однако смерть Эгмонта Окделла Рейчел не собиралась ему прощать.
— Я все поняла, матушка.
— Прекрасно, — отозвалась Мирабелла, чуть улыбнувшись и даже с легким теплом в голосе, что обычно было ей несвойственно. — Это был мой последний разговор с вами, как с дочерью, Рейчел. Теперь и всегда я буду обращаться к сыну.
— Хорошо.
— Ваши менторы говорят, что вы делаете успехи, и я рада тому. Вот только постарайтесь стать более успешным в фехтовании, это вам обязательно пригодится.
Достичь больших успехов в фехтовании, когда ему пытается обучить старый капитан Рут, почти невозможно, и они обе это понимали, однако Мирабелла Окделльская с каким-то жадным отчаянием надеялась, что ее старшая дочь все-таки сможет стать единственным сыном. И постепенно этой сильной верой прониклась и Рейчел. На протяжении следующих лет она вспоминала о том разговоре, и это придавало ей сил, уверенности в себе, гордости. Пока она знает основы фехтования и может худо-бедно защищаться, Надор не пропадет. Все-таки Дорак не настолько зверь, чтобы заняться истреблением северной провинции в будущем, когда у Окделлов уже появилась надежда на выживание.
Прошло пять долгих лет, и Рейчел Окделл привыкла к своей новой роли, привыкла отзываться на новое имя, говорить о себе в мужском роде, а позже и заматывать грудь бинтами. Одно давалось ей с трудом — смотреть, как младшие сестры остаются печальными девицам с жиденькими косами и бледными лицами, в то время, как она познает различные интересные науки и обучается фехтованию. Еще оказалось трудным не обращать внимания на пытку слабостью и болью внизу живота раз в месяц, особенно, когда нужно заниматься усерднее. Но и с этим испытанием девушка смогла справиться, и к тому моменту, как в Надор пришло письмо из столицы, не переживала из-за такой малости. Гораздо сильнее ее беспокоила возможность разоблачения, ведь в «загоне» Лаик оно куда более вероятно, чем в Надоре.
Мать ругалась с опекуном уже пятый день, а Рейчел не позволялось принимать участие в разговорах, поэтому ничего, кроме как подслушивать возле закрытой двери, ей не оставалось. И это удручало. Запуская пальцы в коротко стриженные и густые волосы, девушка кусала губы в ожидании неизбежного вердикта. Решать должен был Эйвон Ларак, как опекун Ричарда Окделла, но вдовствующая герцогиня давила на него, как могла. Что же в таком случае оробевшему перед натиском женщины, мягкотелому дядюшке оставалось делать, кроме как поджать губы и кивнуть, показывая свое согласие? Рейчел не могла этого видеть, но отчего-то очень хорошо представляла.
— Послушайте, герцогиня… Рейчел — слабая и болезненная девочка, она может только изображать герцога в Окделле, но ехать в кишащую навозниками столицу…
— Этого хочет Талигойя, граф. Этого хотел бы Эгмонт.
— Я еще понимаю, если бы письмо прислали юноше, но… Вы можете представить, что случится, если девочку разоблачат? Ей предстоит полгода провести среди мужчин!
— Окделлы всегда славились силой духа, будь то мужчины или женщины.
— Прислушайтесь к здравому смыслу!
Дядя говорил с надрывом и чуть ли не кричал, а слова матушки звучали отчужденно и холодно. Только сейчас Рейчел поняла, что от этой женщины, родившей ее, вскормившей своим молоком и воспитавшей, не стоит ждать никакой защиты. Твердой рукой Мирабелла выбросит из замка любую из дочерей, если это потребуется ради умершей четыреста лет назад Талигойе.
— Мой сын, герцог Ричард Окделл, поедет в Лаик, чтобы увидеть своих врагов и помочь своему королю подняться на трон, — отчетливо и резко произнесла Мирабелла. — Это мое окончательное решение, как его матери и владелицы Надора. Вы не можете его оспаривать.