Ему весело проходить мимо одного охранника за другим, принимая облик то денщика, то офицера. Обретая невидимость, он скользит мимо факелов так, чтобы их пламя не колыхнулось. Ну а с маршалом справиться оказывается забавнее всего. Солдаты отпускают шутки вслед маркитантке, волокущей упитанного индюка, и Ирко хохочет от души.
Наутро они с Яхзы стоят на склоне холма, среди раскинутых шатров. Ирко запрокидывает голову, улыбается, щурится на солнце.
— Хоть крылья раскинуть и лететь, — бормочет он.
— Так в чем же дело? — отзывается Яхзы.
— И правда.
Через мгновение орел срывается с холма. Поначалу взмахи его крыльев тяжелы, но вскоре он набирает высоту, и его подхватывает ветер. Далеко внизу остаются ряды шатров, холмы, на которых выстроились пушки. Ирко в глаза заглядывает солнце, оно ласково проводит лучами по упругим перьям на его плечах, согревает шею.
За лугом тянется Дунай, напомнивший Ирко Ешил-Ирмак. Там, где река делает изгиб, возвышается замок. Даже в этот солнечный день от его башен веет угрюмым холодом. Ирко смеется, и, отвернувшись от замка, летит над рощами и полями.
Когда он опускается на землю, Яхзы улыбается ему, но на мгновение Ирко замечает в его глазах зависть.
— Видел замок там, к северу, на излучине Дуная? — спрашивает Яхзы, когда они возвращаются в лагерь.
— Видел.
— Там много лет провел в заточении Влад, брат Раду, — говорит Яхзы.
Ирко останавливается.
— Так что случилось с Раду? — спрашивает он.
Вопреки его ожиданиям, Яхзы и не думает уходить от ответа.
— Это все Влад, — отвечает он. — Он хотел избавиться от брата. Да только сам он к тому времени уже был проклят, а Раду защищал оберег, подаренный Мехмедом. Так и получилось, что Влад отнял у Раду смерть, а не жизнь.
Ирко задумывается. Этого ли он хотел для себя? Пожалуй, нет.
А вскоре ему становится не до раздумий о Раду и о проклятии Влада. К нему в шатер врывается визирь, белый, как мел.
— Маршала похитили! — кричит он. — Это колдовство!
Следовало догадаться, кого Ирко, вновь принявший облик орла, увидит на летящем коне впереди маршала. Он и рад, и не рад этому. Друг, обошедший его в колдовских чарах, соперник — но не враг.
— Поворачивайте! — кричит он. — Назад!
Теперь он уверен, что и друг узнал его по голосу.
Ирко охватывает азарт. Он несется, подхваченный ветром, согреваемый солнцем, догоняет беглецов, и взгляд его сосредоточен. Надо точно рассчитать миг, чтобы броситься вниз. Камзол у маршала из прочной ткани, но выдержит ли он хватку орлиных когтей? Его надо стащить с коня и дотащить до лагеря живым.
“Схвачу за плечо”, — решает Ирко. Если он и зацепит когтями маршала, то не убьет его — зато тот не расшибется в лепешку, упав на землю.
И надо успеть хлопнуть друга по макушке крылом. Тот обидится, конечно, может, даже разозлится. Но потом, когда они встретятся там, внизу, то посмеются над этой переделкой.
В глазах орла вспыхивают искры. Он делает еще один взмах и оказывается точно над маршалом — и над черным дулом мушкета.
Кылыч не произносит ни слова, на руках унося Ирко в шатер, смывая кровь с его лба, удерживая за руки, когда тот с тоскливым воем бьется по своему ложу. Так же молча переносит его в повозку. Правит конями, смотрит, прищурившись, в даль, и будто не слышит стонов и всхлипываний у себя за спиной. Только останавливается, когда Ирко начинает хрипеть, и подносит кубок с водой к его искусанным губам.
Только на третий день жар немного отпускает. Ирко садится в повозке, зябко кутаясь в кафтан, наброшенный на плечи.
— Что именно это было? — бормочет он.
Он не ждет ответа от Кылыча, но тот отвязывает от пояса мешочек из красного атласа и протягивает господину. Тот распускает тесемки и на его ладонь выкатывается пуговица с ободранной позолотой.
— Мне не нужно такое бессмертие, как у тебя, — говорит Ирко, не заботясь о том, что его слова причиняют боль Раду. — Я не хочу зависеть от человеческой крови, как твой брат, и от крови быков и овец, как зависишь ты.
Раду пожимает плечами.
— Кровь быка — не самая страшная цена, которую за это платят, — задумчиво говорит он.
— Вот именно, — отвечает Ирко.