Гудение в голове становится невыносимым; вслед за ним наплывает калейдоскоп бессвязных образов, чувств, чужих воспоминаний. В осажденную крепость его разума ломятся призраки прежних жертв Келемринды — сожранных, быть может, в незапамятные времена. Мужчины, женщины, дети… сколько детей!… и он становится ими всеми… становится ею…
«Нет! Я — это я, и никто больше!»
Урфин Джюс. Аррен и Кейта. Когида.
Облупившаяся голубая краска на крыльце. Цветничок перед домом. Запах яблочного пирога. Платяной шкаф, в котором он любил прятаться, треснувшее зеркало в передней, перед которым строил себе рожи. Отец — огромный, чернобородый, с раскатистым хохотом. Загрубелые руки и певучий голос матери. Всю жизнь он считал, что не помнит их — оказалось, помнит…
- Я помню! - говорит вдруг Келемринда.
Она стоит перед ним, и отблески его фэа пляшут на ее лице, словно пламя костра. Безликая голодная тьма напирает сзади, торопит ее — но Келемринда замерла на месте.
- Я вспомнила, - повторяет она медленным, низким голосом. - Я помню… я была… я была…
Облако тьмы толкает ее в спину; она раскидывает руки, стараясь сдержать его напор. Лицо ее стремительно преображается: блеклый голодный дух без возраста и выражения наливается жизнью, превращается в…
- Я была человеком!
Нетерпеливая тьма уже просачивается сквозь нее; из глаз ее бегут черные слезы, и что-то черное сочится из уголка рта.
- Спаси меня! - шепчет она; и он цепенеет от изумления, ибо узнает шепот, доносившийся до него из Мира Внизу.
Это ей он обещал вернуться.
Она выгибается и сжимает кулаки, отчаянно пытаясь остановить напор склизкой тьмы. По лицу ее — лицу юной человеческой девушки, живому, потрясенному, полному смятения и ужаса — расползается сеть черных трещинок.
- Спаси меня! - стонет она. - Там, Внизу…
А в следующий миг — взрывается, разлетается клочьями тумана; ураган подхватывает эти клочья и гонит прочь.
А освобожденное чудовище бросается вперед.
Все его инстинкты кричат: «Сопротивляйся! Беги! Сделай же хоть что-нибудь!» Но сейчас нужно поступить наперекор инстинктам — и, вцепившись в две вертикальные балки на краю помоста, словно распятый между ними, он остается на месте и ждет.
Черная тварь движется стремительно — и в то же время страшно медленно. Вот склизкая тьма заполняет все поле его зрения. Вот умолкают гудение, скрип и вой ветра, сменившись жуткой, оглушительной тишиной.
Лицо отца. Голос матери.
Исчезает холод. Исчезают шершавые занозистые балки в руках и шаткий помост под ногами — он висит в пустоте.
Мое имя — Урфин Джюс.
Что-то сдавливает грудь. Исчезает воздух. Нечем дышать.
Мое имя…
И, через миг после того, как скользкие щупальца чудовища обвили его и потащили куда-то во тьму — и за миг до того, как его сознание непоправимо изменится — он вкладывает руку с зажигалкой в распахнутую склизкую пасть и выпускает прямо в поганое нутро твари струю живого огня!
Тварь замирает от неожиданности, как-то растерянно булькает — а он делает шаг назад и падает, увлекая ее за собой.
Сплетясь, словно любовники, срастаясь и сливаясь на лету в единое невиданное существо, человек и чудовище, объятые пламенем, летят вниз… вниз… ВНИЗ.
***