— Не могу, - огрызнулся Ник, - я же не социолог. Да мне наплевать, если честно. Хоть я и вышел отсюда, - он нервно провел рукой вокруг, - я ненавижу это место. Если бы не родители, ноги моей здесь не было бы. Я пока не могу их увести отсюда - если забрать кого-то из Нижнего города, придется платить бешеный налог. Но как только у меня будет больше денег, я переселю их хотя бы на Нулевой уровень.
— Ты сказал, что поднялся отсюда только благодаря своему дяде, а не собственным способностям, - задумчиво произнесла Мадлон. – Но если он настолько богатый и влиятельный человек, почему он не забрал отсюда свою сестру?
— Мать с ним сама не пошла, они же в ссоре. А насчет меня… Если смотреть по результатам всяких проверок, у меня есть способности. Но мать говорит, что без дяди я бы все равно ничего не добился. Он первое время платил за меня, очень помогал и вообще… Мать говорит, что сам по себе я ничего не представляю, я просто посредственность, ну, может, чуть-чуть получше других, но все равно без дяди я полный ноль. Она права, конечно.
Мадлон поразило, что Ник, говоря все это, пугливо оглядывается по сторонам.
— Ты боишься свою мать?
Он внезапно остановился и, как тогда в кафетерии, выкрикнул:
— Может, и боюсь! А твое какое дело! Я тебя не спрашиваю, чего ты боишься!
— Можешь и спросить, - усмехнулась она. - Я не буду орать в ответ, а скажу: я ничего не боюсь.
Ник уже открыл рот, чтобы съязвить, но тут впереди показался слабый рассеянный свет. Мадлон увидела грязный коридор, похожий на улицы Нулевого уровня. Переулок, из которого выглядывали они с Ником, на самом деле являлся проходом между глухих стен двух зданий. Ник сообщил:
— Сейчас выйдем в основной город. Все почти как наверху, только вместо неба – потолок. Когда я перебрался жить в Верхний город, долго не мог привыкнуть к настоящему небу. Потом привык, и теперь мне уже здесь неуютно, - он передернул плечами. – Похоже, агорафобия сменилась клаустрофобией.
— Скажи, а где работают те, кто не занимаются производством пищи? Твоя мать, например, что делает?
Ник метнул на Мадлон бешеный взгляд, и та уже решила, что он сейчас опять раскричится, но он, видно, понял, что вопрос был задан без задней мысли, и хмуро ответил:
— Ничего. Не помню, чтобы она когда-то работала. Домохозяйка – это так называется. Лучше бы работала… - он опять нервно передернул плечами. – А другие… Часть людей следит за системами жизнеобеспечения – вентиляция, вода, электричество, ремонт зданий. Есть учителя, врачи, работники сферы обслуживания. Но много и так называемых дополнительных занятий. Здесь хватает проституток, наркоторговцев, вербовщиков Игроков, жуликов, содержателей борделей, контрабандистов и всякой дряни…
— Контрабандистов?
— Тех, кто ведет обмен с дикарями – ну, с этими, которые живут снаружи. Поддерживать с ними любые отношения запрещено законом.
— Разве на Необжитых территориях до сих пор кто-то живет? Я думала, их всех давно перевезли в города.
— Всех не отловишь… Живут, прячутся в развалинах. Свободолюбцы – им же воля превыше комфорта, ага. Я бы так жить не хотел. У них там как в каменном веке - грядки копают, рыбу ловят, охотятся, чуть ли не из луков стреляют, я слышал. Болеют часто, конечно, детская смертность высокая. Оружие и медикаменты больше всего ценят. А главное, они же вне закона, на них постоянно проводятся облавы.
— И что с ними делают, когда ловят?
— Откуда я знаю? Наверное, что хотят, то и делают, я ведь сказал, что дикари вне закона. Могут сразу хлопнуть, могут отправить в тюрьму, а скорее всего просто вкалывают что-нибудь для успокоения нервов и ставят в строй в Белом городе. А там уж как повезет… Наверх вряд ли выйдешь, но можешь уйти вниз или заново выбраться наружу, если раньше мозги не отсохнут.
Вокруг становилось светлее, появились фонари. Тепло и затхлость, царившие в нежилых туннелях, сменились прохладой и свежестью. Где-то наверху мерно шуршали лопасти гигантских вентиляторов. Стали попадаться прохожие. Мадлон на ходу задирала голову, пытаясь разглядеть потолок, пока Ник не пихнул ее локтем:
— Ты можешь не глазеть вокруг вот так в открытую? Это все равно, что повесить на грудь табличку: «Я из Верхнего города».