Пила она небыстро. Ей не нужно было, чтобы все сразу — а потом тошнота и никакого толка.
После первых сто грамм Гате захорошело несказанно. Вернулось дивное возвышенное настроение сегодняшнего утра, захотелось делиться радостью с окружающими, захотелось выйти во двор к паре что-то кричащих женских голосов и сказать: «Женщины, я вас люблю, не кричите».
За окнами темнело. Гата включила ноутбук. Глянула в соцсеть.
«Прочитал нравиться тоже хачу пятерки тройбан был по рускаму»
— Я уже знаю, что ты хочешь пятерки. Сегодня налетели, — вздохнула Гата и включила плейлист со «Сплином».
После вторых ста грамм пол и стены перестали быть стабильными.
Под «Мое сердце» она прыгала по комнате, не боясь что-либо опрокинуть. Мотала головой, играла на воображаемой бас-гитаре. Никогда она такого не стала бы делать, живя с Витей, — он бы сказал ей очередную гадостную шутку и не понял. Никогда она не стала бы делать такого, живя с родителями, — она же взрослый человек, несолидно и нельзя козой скакать, лучше бы на дискотеку сходила, познакомилась бы с кем-нибудь.
После прыжков захотелось есть, и Гата, разгоряченная и пьяная, полезла в холодильник, распевая «И мое сердце остановилось», хотя из комнаты доносилась уже другая песня.
«Выхода нет» она пропустила.
После третьих ста грамм она плюхнулась на диван и быстро поняла, что вставать с дивана не надо.
— Вертолеты, вертолеты, а я маленький такой, — пробормотала Гата.
В такт кружению головы по замкнутому лабиринту бегала мысль, что все-таки должен быть способ если не понять, как работает механизм ее желаний, заклинившийся на мальчике Сереже, то способ, как разорвать эту жуткую связь. И ведь еще неясно, будет ли падать на нее только то желание, которое она сама в нем вызвала, или вообще любое его желание? В первом случае надо просто прекратить общение, стереть свои писательские профили, заняться вязанием или цветоводством. Тогда не страшно будет жить. Может, пусто, потому что писательство просто так не отпускает. Еще неизвестно, что цепче — оно или героин. Но все-таки будет не страшно.
Гата повернулась на бок, обняла подушку. Мир качался и отказывался быть четким.
Ей показалось, что из мрака прихожей кто-то наблюдает за ней, ждет от нее следующего шага, чтобы опять окружить, протянуть свои колючие лапы, захихикать. Этот кто-то неподвластен ни ей, ни ее логике, ни ее чувствам.
— «Из темноты глядят на нас глаза Марии и глаза Хуаны», — повторила она за солистом любимой группы.
И заснула.
Ей снилось то, что она боялась больше монет, падающих с неба, больше необъяснимых ветров, шепчущих коварные слова. Ей снились пауки. Большие и важные. Они жили в городе среди людей — ездили на автобусах, ходили по улицам, входили и выходили из домов. Для города из сна это было нормально.
Гата, погрузившаяся в пьяный сон, несколько раз с криком просыпалась в темноте, чтобы отдышаться, выпить воды и снова вернуться в этот мутный кошмар с пауками среди людей.
Глава 11
1