— Но ты же знаешь другие пути, Поттер! Ты и Гермиона. Вы точно должны знать, как иначе выбраться из страны.
— Ты… про самолеты или поезда?
— Не знаю, Поттер, — раздраженно выдыхает он. — Тебе должно быть виднее.
— Я не думал об этом, — задумчиво произносит Гарри, — но я сомневаюсь, что Гермионе это понравится.
— А должно? Мы на войне. Какое, к черту, понравится? Мерлин, возьми себя в руки! Кем бы ни был Хмурый, он скоро превратится в… Сам Знаешь Кого. А он… мягко сказать, ненормален, и тебя уж он отыщет в первую очередь. И ты подумал, что будешь делать тогда? У тебя ведь нет…
— Той силы, да? И он размажет меня о стенку в два счета? А потом и вас обоих. Этого ты боишься? — несмотря на опасную тему, Гарри выглядит относительно спокойным.
— Это последнее, что я хочу, Поттер. Даже в самой безвыходной ситуации я не дам тебе снова пустить это чудовище к себе в душу.
Гарри прикрывает глаза, словно погружаясь в воспоминания:
— Несмотря на весь тот ужас, я был… — он замолкает. Пожалуй, еще на одно признание самому себе этим вечером он не готов.
— Живым, — заканчивает за него Малфой с толикой горечи в голосе.
Гарри распахивает глаза и с удивлением — будто только что увидел — смотрит на Малфоя.
— Я не думал, что ты…
— Не такой тупой? Нет, Поттер, я все прекрасно вижу. Видел тогда и вполне могу сравнить. Я не знаю, что может сейчас… дать тебе те же ощущения, как… тогда. Я стараюсь не думать, не говорить и не вспоминать о Вол… — Малфой с раздражением отмечает, что боится произносить это гребаное имя. Даже сейчас. Особенно сейчас. — Ты понял, — резко заканчивает он. —Возможно, для тебя ваша связь…
— Замолчи. Я понял, о чем ты. И я попробую тебе описать… — Гарри трет шрам ладонью и зажмуривается, и Малфой задумывается, не ощутил ли Поттер какую-то связь.
— Я словно управлял тогда ураганом. Когда получилось его обуздать и не сойти с ума… мне нравилось, понимаешь? — сердце Гарри начинает биться быстрее, он впервые говорит об этих ощущениях. — Словно во мне непрекращающийся поток энергии, и я мог владеть ею. Обладать. Использовать, когда мне необходимо…
— Тут я бы поспорил… — нехотя вставляет Малфой.
— Не перебивай. Это звучит ужасно, я знаю. Сама мысль об этом может свести с ума. Но не меня. Наверное, ты прав, тогда я был живее живых…
Малфой задумывается. Но чем больше он размышляет, тем меньше ему нравится эта тема. И все же он задает еще один вопрос:
— А когда он… когда ты даешь ему выход, ты остаешься собой? Я имею в виду, ты можешь слышать его мысли, или, быть может, он пытается сделать что-то плохое, а ты сопротивляешься и…
— Нет. Я не знаю, как именно он влияет на Хмурого, если ты об этом. Я лишь ощущал силу, и — да, конечно, крушить и обладать хочется в первую очередь, но это можно контролировать. Не давать импульсу подавить разум и забыть родных, и все, что дорого… Но это только спустя время. Поначалу я вовсе не помнил, что творил, и, скорее всего, это делал он, используя мое тело.
— Мерлин, как ты после этого остался в здравии? — Драко чувствует, как мурашки бегут по коже, и нервно трет предплечье с Меткой, стараясь на нее не смотреть. Тема с Волдемортом определенно вызывает ужас…
— Это не самое худшее, что со мной случалось, — возможно, это не совсем верно. Но Гарри захотелось ответить именно так.
Драко нервно улыбается.
— Должен признаться, те дни на острове были довольно скверными.
Поттер понимающе кивает.
— Ты будешь делать Гермионе какое-то официальное признание или… не знаю, как ты там привык?
— Что?.. — резкая смена темы разговора выбивает душу из Малфоя похлеще Волдеморта.
— Не таращь так глаза, ты похож на воблу, — неожиданно Гарри смеется, а Малфой раздражается:
— Нельзя задавать такие вопросы прямо в лоб, Поттер, и это не твоего ума дело.
— Вот уж нет. И я даже спорить не буду. Она мне дорога, и мне надоело смотреть на ваши стычки. Реши уже этот вопрос, Малфой.