Немного помолчав, я ответил:
— Ты не виноват, что башня обвалилась. И во всем, что происходит, нет твоей вины. Ты только за руку их не водишь по школе, стережешь их, когда они спят. Ты делаешь много, Гарри, перестань себя мучить.
Он чуть улыбнулся и одарил меня теплым взглядом. У меня в груди разлилось жгучее чувство привязанности к нему. Я будто барометр улавливал самые тонкие его настроения и пропускал через себя. Это было нечто новое, но волнительное и любопытное.
Когда через час он начал клевать носом, я мягко прикоснулся к его плечам, поднимая его со стула, и сопроводил до комнаты на втором этаже возле смежного кабинета Защиты.
— Останься сегодня у меня, — попросил он сонно и потянул меня к себе на кровать, попутно снимая мантию и расстегивая рубашку.
Я шутливо погрозил ему пальцем.
— У меня дежурство сегодня ночью, Поттер, и не старайся меня соблазнять — не выйдет.
Оставшись в одних черных брюках, он каким-то театральным жестом, полным абсурдной бравады, закинул через голову рубашку и потянул меня на кровать так сильно, что мне пришло сесть, чтобы не повалиться на него.
Поттер как того и ждал. Обняв меня обеими руками поперек плеч, он отклонился назад, а потом, когда я подчинился, ловко выскользнул и уселся сверху.
Я рассмеялся.
— Так-так-так, мистер Поттер, саботаж и бунт? А что скажет директор, если узнает, что я пропускаю дежурство?
— Что скажет? Я уверен, что ничего хорошего, — озорно откликнулся Гарри, забираясь пальцами под ремень моих брюк, — но! Ты об этом не пожалеешь.
Когда он успел расстегнуть застежки, я не заметил. Он одним плавным движением стянул с меня одежду, и без предупреждения облизал розовую головку весьма заинтересованного в происходящем члена.
Я не сумел сдержать сладостного возгласа, и Поттер довольно улыбнулся.
— Ты всегда держишься непозволительно долго, — посетовал он, лаская меня руками, и я с трудом сохранял способность понимать, что он говорит, — молчишь, как партизан, ни стоном, ни дрожью не выдаешь себя. А ведь мне хочется знать, насколько тебе хорошо со мной.
Я открыл глаза, которые категорически не хотели открываться и приподнял голову. Меня ждало крайне волнительное зрелище.
Щеки Гарри раскраснелись, будто их опалило солнцем, глаза блестели, влажные губы выделялись на лице ярким маком. Он не отводил взгляда от моих глаз, и я читал в весеннем взгляде восхищение, нежность и мощное желание. В нем словно в зеркале отражались мои собственные эмоции. Меня словно электрическим разрядом дернуло изнутри возбуждением, стремительным и беспощадным, сметающим все остальные чувства, как внезапным порывом ветра сметает жухлую листву.
Гарри медленно улыбнулся, вокруг его глаз образовались мелкие трогательные морщинки.
— Ты такой красивый, Северус…
— Боюсь, твое мнение слегка необъективно.
Он улыбнулся еще шире.
— А как же иначе?
Через секунду у меня не осталось больше мыслей в голове и, тем более, слов, чтобы их выразить.
Возможно, в моей жизни и были любовники искуснее Гарри, но все они не шли ни в какое сравнение с ним. Недостаток в опыте он с лихвой компенсировал старанием и желанием. Я предоставил ему полную свободу в действиях.
Волосы черней вороного крыла взлетали с каждым движением, чуткие осторожные пальцы делались все теплее, все нетерпеливее, пока ускоряли темп. Когда он заставил меня выгнуться в невыносимо сладкой истоме на постели, я почувствовал его радость. Ощутил её как свою, а открыв глаза, увидел над ним стремительно гаснущий ореол магической вспышки. Такая появлялась все чаще, когда мы занимались любовью.
Гарри, укрыл меня покрывалом, попутно поцеловав пупок, подтянулся на кровати, лег рядом и принялся рассматривать моё лицо.
Я погладил его по щеке и поцеловал нежно, благодарно.
— Ну, вот что, спрашивается, ты наделал? Теперь я хочу только лечь спать, но никак не идти патрулировать коридоры.
Он хитро улыбнулся и соблазнительно облизал губы. Я наставил на него указательный палец.
— Прекрати меня провоцировать.
Гарри мягко и беззаботно рассмеялся — словно по комнате рассыпались робкие лучи восходящего солнца — и ласково погладил кончики моих волос. Ему нравились мои волосы, он ни разу не говорил, но я знал это. Он любил к ним прикасаться. А еще в нем было столько ласки… Гарри мог часами просто сидеть рядом со мной, обнимать меня и молчать. А я, замирая, боялся пошевелиться, только бы его не спугнуть. Но скорее бы съел свою мантию, чем признался в этом!