Как и следовало ожидать, друзья оказались на рельсах, и Фрэнки первым делом сполз с них сам и оттащил Сида. Тот поначалу не подавал никаких признаков жизни, но мокрая трава и дождевые капли привели его в чувство: он вздрогнул, схватился почему-то за горло и попросил воды.
— Нет у меня воды, — Фрэнки покачал головой. — Нет.
— Ну что тебе стоит, — простонал Сид. — Ты злой, я видел, как ты пил!
— Это было в поезде, приди уже в себя. Я не ношу воду в карманах.
— Но тут столько воды, она на меня капает… — Сид машинально облизал окровавленные губы, поперхнулся, дернулся, приподнялся на локте, и его вывернуло.
— Да что с тобой! — Фрэнки силой уложил его обратно на траву и вытер ему рот чистыми остатками платка. — Тихо, терпи! Сейчас я что-нибудь придумаю.
— Тут очень холодно, — обиженно заявил Сид, у которого действительно зуб на зуб не попадал. — Холодно и ужасно мокро, а ты заставляешь меня в этом лежать. Я согласен потерпеть, нет, я не жалуюсь, но вот ради чего, не пойму…
— Ради того, придурок, чтобы я перестал уже с тобой нянчиться и осмотрелся вокруг, — устало сказал Фрэнки. — Кстати, как рука, я сильно ее тебе искалечил в Искажении, сильно?
— Да ерунда, — вышеозначенный придурок повернул голову влево, в сторону пострадавшей конечности. — Было больно, конечно, но что ей сделается? Подумаешь, взял за шиворот какого-то там Фрэнки.
— Ой, заткнись! С тобой невозможно говорить серьезно. — Фрэнки с раздражением поднялся с колен, пряча за вспышкой злобы детский страх крови и затаившееся, ставшее привычным рядом с Сидом чувство вины. Да и лучше уж хорошенько осмотреться, чем тратить время на бессмысленные разговоры.
Он решил не уходить далеко, ведь бросать Сида одного — жестоко и опасно, но залезть на дерево ему ничто не мешало, — если, конечно, не считать непривычки, музыкальных пальцев, которые было жаль обдирать, и страха высоты. Но раз уж настало время страдать и жертвовать собой, подошла как раз его очередь. Поэтому Фрэнки, воодушевившись, облюбовал удобно подставивший нижние ветки дуб и храбро вскарабкался почти до самого верха, пока не понял, что упадет от накатившей слабости, если поднимется еще хотя бы на сантиметр.
Всюду, насколько хватало глаз и высоты, пейзаж отличался однообразием — монотонно бегущая вдаль железная дорога, с двух сторон обнятая бесконечным прохладным древесным спокойствием. Мокрая листва ласкала слух непривычной свежестью ничем не потревоженной тишины — да, здесь бегали суетными длинными муравьями грохочущие поезда, но когда настанет час следующего — кто знает?
Приятный уголок для летней романтической прогулки, приятная отдаленность от цивилизации — но только не в тот момент, когда у тебя с собой нет ни денег, ни документов, а твой единственный друг нуждается в медицинской помощи и не держится на ногах.
Фрэнки спустился с дуба, едва не упав, поскольку ослабевшие конечности его не слушались, дал себе клятву больше никогда не заниматься подобными глупостями, сел на землю, успокоился, задумался, машинально сорвал умытую дождем травинку и сунул в рот.
— Интересно, если я начну громко орать и махать руками, когда мимо будет идти следующий поезд…
— Проще сразу под него кинуться, — подал голос Сид. — Думаешь, кто-то сорвет стоп-кран? Тебя даже не заметят.
— А что же делать тогда? — жалобно спросил Фрэнки. — Пешком до следующей станции? Я даже примерно не представляю, сколько… ты ведь не можешь идти. Сам-то я, может, и дошел бы, но с тобой…
Он сжал кулаки, злясь на собственную бесхарактерность. Другой на его месте не стал бы искать себе оправдания, жалеть себя и взвешивать собственные силы, не стал бы отворачиваться от раны, которую сам же и нанес, вместо того, чтобы хоть как-то помочь. Даже герои детективчиков, которые читала Эшли, эти жалкие картонные типажи, куда больше достойны жизни, чем такое ничтожество, как он.
— Так сам и иди, — сказал Сид шелестяще тихо. — Иди, а я тут останусь.
— Что-что? — переспросил Фрэнки недоверчиво.
— Давай будем реалистами, — терпеливо пояснил Сид, которому, по всей видимости, становилось все труднее говорить. — Один ты дойдешь и приведешь помощь. Возможно. Вдвоем мы далеко не уйдем. А мне проще полежать здесь, чем подохнуть в дороге или повиснуть на тебе мешком. И потом, кто виноват, что это случилось? Я.
— Никто не виноват, это просто случилось, — произнес Фрэнки одними губами, переворачивая в голове поданную Сидом идею и так, и эдак, ужасаясь собственному желанию принять ее и одновременно приветствуя здравый смысл, кроющийся в ней; здравый смысл ли? Может, эгоизм? Желание выдать за разумный поступок — поступок трусливый и жестокий?
Что это за место, безопасно ли оно? Разумеется, нет, когда ты один и беспомощен, а до цивилизации отнюдь не рукой подать. Тогда насколько оно опасно? Если кругом лес, какова вероятность, что неподалеку прячется что-то злое? Животные, люди?